Дайс (часть третья)⁠⁠

Первая часть

Вторая часть

Мези аккуратно копала влажную после дождя землю, насвистывая себе под нос нечто современное и фальшивое. Тим копал рядом. Над ними свистел прохладный августовский ветер, желтые и багряные листья крутились между серым небом и черной, в полосках желтой травы, землей.

- Я с тобой удивительно увлекательно провожу время. - Немезида остановилась, чтобы заправить за ухо выбившуюся косичку с вплетенными в нее перьями. - Я даже не знаю, что из развлекательных мероприятий мне понравилось больше. Демонстрация меня как особь женского пола на встрече клуба по изучению инопланетников...

- Я же тебе говорил, раздеваться не обязательно.

- Нет, уж, демонстрировать так демонстрировать. Или визит к реликтовому рептилоиду, который продал мне, как выяснилось, твою любовь. Не красней, мне очень понравилось, я проревела над ней дня три... Или тот концерт на затопленной силосной станции. Честное слово, ничего захватывающей в моей жизни не было, а что заблудились потом, это ерунда.

Мне еще никогда в жизни не было так весело. Или вот это. Ну кому в голову еще могла прийти мысль хоронить робота? Только тебе.

- Понимаешь...- Тим вылез из ямы и стал сгребать землю от края - Тут стечение нескольких факторов. Во-первых окончательно и бесповоротно сломался Автомой. А во-вторых, мне попалась тема для курсовой «Погребальные обряды и спектр эмоций, которые испытывают родственники покойного». Вломиться в крематорий мне не позволяет проклятая застенчивость, да и представляешь себе реакцию родственников на меня с самописцем?

- В БСМП ты уже как родной. Ноги-сломаны, руки-сломаны, голова-сломана. Чего там тебе еще не ломали? - Мези услужливо помахала лопатой обрызгивая себя и Тима грязью, - вот родственники и устроят комбо.

- Вот я также почему-то тоже решил. Ты не думай, я не мухлюю. Когда Автомой заглох, я двое суток сидел и записывал свои ощущения, опрашивал домашних, вызвал фотографа на постмортал-сессию. Все как полагается.

- И как ощущения?

- Сначала было нормально, а вот когда мы с Ратрекой стали его разбирать чтобы правильно утилизировать аккумулятор и прочие опасные детали - поплохело. Вроде головой понимаешь, что это машина, робот, что из таких же роботов построен дом, а грустно и очень плохо. Рыдал, но к открывашке подключился и все записал.

Мези чихнула и, утерев нос так, что на лице осталась земляная полоса, важно пожала Тиму руку:

- Ты настоящий профессионал. Только давай в следующие выходные я тебя куда-нибудь поведу.

- Согласен. По-моему достаточно глубоко, пойдем за усопшим.

Выпотрошенный робот лежал в кабине трактора, который им одолжил Ратрека. Его камера была прикрыта большой, вручную отчеканенной монетой. Никто уже не помнил, откуда пошла традиция хоронить вместе с биоразлагаемыми корпусами роботов такие сувениры, но придерживались ее повсеместно.

Тим вытащил из грузового отделения легкий гроб, и они с Мези уложили покойного. Немезида, напевая, украсила Автомоя венком из павших листьев.

- Спи спокойно, герой вкусных обедов и чистого дома. Как жалко, что из тебя нельзя сварить суп.

- Мези!

- Ну, что? Я проголодалась. Работа на свежем воздухе положительно влияет на аппетит.

Когда они опустили гроб в могилу, заморосил мелкий холодный дождь.

- Ты был последней ниточкой связывающей меня с довоенной жизнью, ты кормил меня, стирал и застревал на порогах, потому что программа ориентирования в пространстве сбоила. Иногда ты будил меня в три часа ночи и пытался накормить, путая ночь и день. Но я все равно очень-очень тебе благодарен. - Тим бросил в могилу горсть земли.

- Теперь ты.

- Гхм. - Немезида снова чихнула и вознеся глаза к небу тоненько провыла: - Когда ветра новых заводов подхватят то, что там у тебя вместо души и отнесут ее на место перерождения, или ты прорастешь цветами и травами и вольешься в тело оленя или отдыхающего топоида, вспомни о тех кто смазывал тебя и доставал из подвала, а у тебя только один аккумулятор шестьдесят кг весит. Нормально?

- Замечательно. Давай закапывать, а то у меня уже ноги промокли. - они выключили эмоциональные считыватели, которые были закреплены поверх наладонников, и снова взялись за лопаты. Позже, Тим расшифрует данные и, на их основе, построит эмоциональную кривую.

В трактор они вернулись основательно простывшие.

- Зоя нам наваляет, с соплями и к ребенку.

- Сначала вылечит, потом наваляет. У тебя первый семестр когда начинается?

- В октябре. Я написала во-от такую работу по зимородкам и кукушкам. Со снимками, знаешь, голограммами и почасовыми записями. Это кукушка проснулась, это она умывается, это она ругается на новости, это она потеряла тапочки…

Тим завел трактор и они, развернувшись, выехали с просеки на грунтовую дорогу. Мокрые ветки деревьев шлепали по высокой кабине.

- Ты прилетишь на каникулы?

- Обязательно и звонить буду по тридцать раз на дню, приеду, а я тебе уже надоела.

- Это невозможно. В джунглианском языке даже слова такого нет. - Тим показал девушке язык и, повернув джойстик, вывел машину на шоссе.

- Ратрека, замерзли как на Энцеладе. Эту дрожащую, сразу на печь.

Мези и правда клацала зубами, обогреватель в тракторе был традиционно сломан. Ратин зашипел и замахал на них всеми лапами на которых не стоял:

- Тиховытолькоуложили…

Ребята на цыпочках прокрались в большую комнату с печью и закрыли за собой дверь.

- Что? Опять все плохо? - Тим отобрал у девушки мокрую обувь и одежду. Немезида залезла на теплую лежанку и растянулась там со счастливым вздохом.

- Слушай, я не знаю, что с ней творится. Злющая такая, на ребенка кричит, лишний раз не подойдет, меня из спальни выгнала, плачет постоянно. Говорю, давай к врачу съездим, кричит что сама врач.

- Я знаю. Это она у тебя в послеродовой депрессии. Сейчас согреюсь немножечко и за рюкзаком схожу. Если сканер подтвердит, ей надо будет все-таки доехать до больницы. На коленке, самопальной открывашкой я ее корректировать не буду. У нас за это больно бьют словесными розгами и могут отчислить. Слушай, я понимаю что вопрос странный, но у тебя человеческих носков нет?

- Есть, но только Зоины. Ты в них не влезешь. Повесь на печку, быстро высохнут.

Зоя и правда выглядела не важно. Она сильно похудела, осунулась, под глазами залегли черные круги.

- Будь проклята сама идея обзавестись потомством. Ну, что? Как твоя работа над курсовой?

- Потихонечку, осталось всего-ничего, ты не могла бы побыть подопытным кроликом? Я запишу твои мета-данные для большего веса опрошенных.

- Если это можно делать лежа, то с удовольствием. С этим вечно орущим младенцем у меня только два желания: лежать и чтобы меня никто не тормошил.

Женщина легла на диван поистине ратинских размеров и закрыла глаза. Тим засуетился, подключая ее к сканеру.

- Я быстро. Сейчас….

- Тим... - обеспокоенно топтался рядом Ратрека.- что-то твой сканер, на сканер не похож. У Зойки в поликлинике совсем другой.

- Что ты хочешь от студента. Откуда у меня деньги на профессиональный сканер? Что собрал, все мое.

Тим вглядывался в помехи и круги, распределяя на наладоннике последовательность команд.

- Вот это видишь? Это шкала аутодеструкции. Шесть из десяти. Ей срочно нужна коррекция. Надо будет - вези силой. Иначе мы рискуем навсегда потерять ту Зою, которую знаем.

Ратрека молча кивнул.

Лето пролетело, как один миг. Маруська пошла в ясельки. Не то что бы она сама туда пошла. Перед институтом Тим сажал непоседу в переноску и сдавал воспитательнице. Мези улетела в свою Вселенную, но они часто перезванивались и общались по видеосвязи. Бабушка с дедушкой стали еще более серебряными. Дедушка стал больше спать, а бабушка стала чудить. Изводила домашних придирками, истерила, постоянно забывала, куда положила ту или иную вещь. Когда она умудрилась заблудиться по дороге из ближайшего магазина, Пат-до-ту качая головой сказал:

- Ну все. Кудеш.

- В смысле? - не понял Тим, который возился в гостиной с очередным вариантом портативной «открывашки».

- Не знаю, как сказать это на примитивном языке всекосмического общения. Кудеш - это когда отмирает то, что нажито за жизнь. Ты перестаешь узнавать ралну, ралну перестает узнавать тебя.

Юноша отложил в сторону контактный утюжок.

- Деменция, что ли?

- Теперь я тебя не понимаю.

- Приобретенное слабоумие. Болезнь, которая осталась только в учебнике по истории психиатрии.

Бабушка, шаркая, вышла из своей комнаты:

- Куда я положила крем для головы? Никто не видел мой крем?

- Ба, ты его в руке держишь.

Бабушка посмотрела на него грустными жучиными глазами и снова ушла к себе.

- Кошмар, пап. Как же мы без нее Маруську вырастим?

Клавдий Петрович внимательно посмотрел на своего второкурсника:

- Ту, не буду скрывать, что вы мне импонируете. Но то что вы предлагаете - это какая-то совершеннейшая, антинаучная ахинея.

- Ну, Клавдий Петрович, я же не предлагаю вам проводить этот эксперимент прямо на кафедре. Не маленький, все понимаю. Но неужели вам самому не интересно заглянуть в голову инопланетника. Это же будет настоящее открытие, докторская, вы представляете какую научную работу можно будет состряпать?

- Дорогой мой, моя докторская написана пятнадцать лет назад и успешно защищена. Это уже только если вы осилите. Но, возьми меня бездна, как же соблазнительно то, что вы предлагаете!

- Клавдий Петрович! Я уже и блок коррекции на чердаке собрал и конвектор, мне просто не хватает вашего опыта. Если не спасем бабулю, то хоть приоткроем неизведанный мир джунглианских тумблеров.

- И мертвого уговорите, юноша. Ладно, жди в субботу. Есть у меня кое-какие наработки и техника… Что вы улыбаетесь! Думаете одному вам приходят в голову гениальные мысли? Улыбается он.

Первым делом они усадили в испытательное кресло деда:

- Дедуль, мы ровным счетом ничего не знаем, что произойдет и просто хотим сделать пару снимков, что бы нам было на что опираться.

- А почему бы вам не сделать снимок сначала с Пат-до-ту?

- Он не подходит по возрастной группе. И потом, зная отца, и через что он прошел, мне страшно подумать, что творится у него в голове. Образно говоря.

Тим прикреплял датчики между прорехами панциря, потому что мозг инсектоидов находился в грудине.

- Возможны неприятные покалывания, подергивания конечностей, временная потеря слуха.

- Памяти и ориентации в пространстве, - подхватил Клавдий Иванович и потер виски — Надеюсь, мы не сотрем твоего дедушку, как личность.

Монитор Проникновения моргнул и засветился.

- Работает, здорово! - выдохнул Тим.

- Работает, надо же. - не разделял его оптимизма профессор.

Вместо привычного четырехугольника они увидели шестигранник. Тумблеры были разбросаны группами, располагаясь на зигзагообразной, но симметричной линии.

- Обалдеть. Так вот он, мир без эмоций.

- Да, к сожалению, весь цвет и силу переживаний можно ощутить только родившись человеком. Остальные просто перенимают наши модели поведения и говорят «я рад» или «я расстроен» только чтобы обозначить и донести информацию.

- Дедуль, как ощущения?

- Как на кол посадили и проворачивают. Жжется сильно. Еле терплю.

Тим провел рукой по сенсорному экрану обнажая слои подсознания. Все они были цветными многофигурными и разногранными. Щелкал звуковой оповеститель камеры.

Отпустив многострадального подопытного, профессор и его студент сели рассматривать снимки.

- У нас крайне ограниченная подопытная группа. Я понимаю, что вы настаиваете на чистоте проб, но кажется без Пат-до-ту здесь не обойтись. Нам нужно, как минимум, два относительно здоровых джунглианца, чтобы подвергнуть корректировке третьего.

Тим спустился по лестнице вниз:

-Па-а-ап! Ты нужен, как жертва науки. Дедушка это пережил, если что.

Спустя пару недель плотной работы, они разобрались какие группы тумблеров за что отвечают, выяснили что джунглианцы подвергаются корректировке и достаточно неплохо ее переносят, частично заблокировав Пат-до-ту военные воспоминания. И наконец, раздобыв крайне специфичный анестетик, были готовы вернуть всем горячо любимую бабушку.

Успешно проведя общий наркоз, Клавдий Петрович подключил открывашку:

- Как мы с вами и предполагали. На четвертом слое и далее идут отклонения от зигзага здоровья. Ну, попробуем подправить.

Тим дрожащими пальцами передвинул тумблеры в надлежащее положение. Руки предательски дрожали.

Все приборы показывали значения нормы. Но какая эта норма должна быть у джунглиан, никто не знал. Вся операция заняла считанные минуты.

- Ну, - Клавдий Петрович отключил технику и снял с рук стерильную пленку. - Теперь остается только ждать, когда бабушка проснется и порадует нас адекватным поведением.

Они сидели в гостиной, когда пожилая джунглианка вышла из комнаты и оглядела присутствующих. Потом ее руки заплясали в связной космолингве:

- А что вы на меня как на покойницу смотрите? После обеда заспалась, что ли?

Дедушка так сильно сжал руку Тима, что на человеческой коже остались кровоподтеки:

- У тебя получилось. Ты истинный сын моего сына. Воин, победивший Кудеш.

- Какой еще Кудеш? Да ты сам сбрендил, таракан старый. А когда это вы дом перестроить успели?

- Все таки, частичная потеря памяти присутствует. Главное чтобы остальные показатели в норме были.

- Я себя отлично чувствую и не представляю, о чем вы говорите.

- Представляешь? - делился потом Тим, заехав вечерком к Ратреке на пироги. - Какой интересный и неоткрытый мир таится в наших инопланетных друзьях. Может то, что считалось у них проклятием, порчей и прочими отклонениями, есть ни что иное как обычные заболевания психической природы, которые легко можно откорректировать? Конечно, мы стоим еще у истоков инопланетной психиатрии, но перспективы завораживают.

- Ты как эту свою технику копания в джунглианцах-то назвал? - посмеивался Ратрека, почесывая располневший от спокойной жизни живот. В его правой средней лапе лежала, глядя на мир зойкиными карими глазами, полуторамесячная девчонка. Отцовская лапа мерно покачивалась, и глаза постепенно закрывались.

- «Дайс», уж больно их психика многогранна. Совсем не то, чем кажется на первый взгляд. Мне б теперь Костяна изловить. Ты не знаешь, когда этот поэт с гастролей возвращается?

- К Новому году, вроде.

- Хорошо.

Тим, облокотившись на стол с остатками ужина, смотрел в высокое стрельчатое окно, за которым плясали редкие снежинки. Может, жизнь и совсем не то, чем кажется на первый взгляд, как любит повторять дедушка, но она явно не плоха. Потому что у ее игрового кубика достаточно граней, чтобы удовлетворить всякий, даже самый притязательный вкус.