– Здравствуйте, я от Генри Марковича, – сказал негромко Борис Петрович, войдя в кабинет.
Увидев мой удивлённый взгляд, Борис Петрович достал удостоверение участника ВОВ и сунул мне под нос. Это означало, что работать придется бесплатно. Конечно, я не поверил в то, что Борис Петрович пришел от Генри Марковича, но то, что он к нему пойдёт, если у нас не заладится, сомнений не вызывало. Генри Маркович был президентом адвокатской палаты и человеком старой формации. Поэтому послать Бориса Петровича подальше было рискованно,
хотя и хотелось. Периодически такие клиенты появлялись, и я воспринимал их как наказание за грехи. Потерпишь сейчас – воздастся потом, рассуждал я про себя. Так как потом означает «в той жизни», в этой оставалось только претерпевать.
Общей чертой таких клиентов было расстройство психики, что чаще всего исчерпывало проблему юридическую. Но послать их к психиатру, или, на худой конец, к психологу означало не только обидеть пожилого человека, но и оказаться «на ковре» у того же Генри Марковича. Кстати, Зигмунд Фрейд полагал, что психотерапевтическому воздействию поддаются люди в возрасте до 35 лет. Людей старше разговором не вылечишь, только себе навредишь. Борис Петрович в этом смысле оказался не оригинален. Оказывается, его сосед сверху, будучи, со слов Бориса Петровича, агентом Моссада, три года назад залил его квартиру горячей водой с целью завладения оной. На мой вопрос о Моссаде и участии в нём соседа Борис Петрович ответил, что от постоянного поедания папайи у него открылось видение людей, как они есть, что позволило раскрыть истинную сущность соседа. Я вспомнил, что обычно подобные явления наблюдаются у людей от поедания грибов-галлюциногенов, но чтоб от папайи – такого я не слышал. Впрочем, сказано, что каждому воздастся по вере его, вот Борису Петровичу и воздалось от веры в папайю. Я заподозрил, что от его веры в этот экзотический фрукт достанется и мне. Не могло же видение Бориса Петровича распространиться только на соседа.– Борис Петрович, а почему папайя? – неосмотрительно спросил я.– Папайя, Вячеслав , – это не просто африканский фрукт, – начал свой полуторачасовой рассказ Борис Петрович.В ходе рассказа об Африке и полезных свойствах папайи Борис Петрович подкреплял свои аргументы вырезками из какого-то журнала про животных и периодическим постукиванием по собственному лбу в знак доказательства здравого ума и светлой памяти. Наконец Борис Петрович замолчал. Достав носовой платок, он громко высморкался и после непродолжительной паузы сообщил:– Собственно, я к Вам по делу. Мне нужен адвокат по жилищным вопросам, и Генри Маркович рекомендовал Вас, – не моргнув глазом, соврал Борис Петрович.Дело в том, что с Генри Марковичем я лично не знаком, и он вряд ли подозревает о моём существовании. Тем не менее разоблачать ветерана войны я не стал и одобрительно кивнул в знак согласия.– Так вот, – продолжил Борис Петрович, – три года назад мой сосед совершил диверсию в отношении моей квартиры. Напившись как свинья, он вечером открыл кран с горячей водой и до утра топил соседей снизу. То есть меня и семью узбеков с первого этажа. Узбеки пострадали меньше и судиться с соседом не стали, а у меня все обои в квартире отклеились и потолок осыпался, а эти гады в Головинском суде всего 20 тыщ присудили! – перешёл на привычный язык ветеран.– А экспертиза была? – задал я дежурный вопрос.– Эксперт такой же мудак, как и судья, – ещё раз оценил деятельность правосудия Борис Петрович. – Он сказал, что у меня обои не новые были, а потолок по другой причине осыпался ещё до залива. Ну не мудак?– А Вы что, сами в суде защищались, или адвокат у Вас был?– Был, но оказался предателем. Он с соседом против меня сговорился. Я на него жалобу Пезнику написал, пусть его там вздрючат, как следует.– У Вас Решение суда имеется с собой?– С собой нет, дома. Вы, Вячеслав, должны ко мне приехать и увидеть всё своими глазами. Там я Вам и потолок с обоями, и решение суда покажу, – пригласил меня к себе Борис Петрович.Вообще-то я не практикую выезды к клиентам на дом, так как неформальное общение вредит делу. Панибратство в деловых отношениях недопустимо, в силу того, что исчезает элемент доверия к специалисту, основанный на сакральном знании предмета. Для своих домашних врач – не врач и адвокат – не адвокат. Авторитета специалиста нет. Но для Бориса Петровича мне пришлось сделать исключение, так как я понимал, что помочь ему не смогу и надо проявить максимум участия, чтоб хоть как-то ублажить старика и избежать жалобы в адвокатскую палату.Жил Борис Петрович неподалеку от метро Речной вокзал в хрущёвке-пятиэтажке. Таких домов сейчас и не осталось, наверное. Когда я подъехал к нужному дому, Борис Петрович уже стоял на улице с торжественным выражением лица, как будто он только что выиграл войну. Рядом, на лавке, сидел старик и с любопытством наблюдал за происходящим. – Рад Вас видеть, Юрий Вячеславович, –перепутал мои имя и отчество ветеран.– Я тоже рад, Пётр Борисович, – решил ответно подшутить я. Борис Петрович явно не ожидал от меня такой наглости.– Я не Петр Борисович, я Борис Петрович, – сурово поправил он меня. Проходя в подъезд дома, я поздоровался со стариком на лавке, но тот не отреагировал. Может, глухой? Уже в подъезде, как только за нами закрылась входная дверь, Борис Петрович, обернувшись ко мне, полушепотом сообщил:– Видели мужчину на лавке? – и, не дожидаясь моего подтверждения, продолжил:– Это и есть сосед сверху, что меня затопил. Я был несколько обескуражен. Оказывается, агент Моссада был глубоким стариком под стать Борису Петровичу, а может, и старше. Если Борис Петрович – ветеран войны, то ему как минимум восемьдесят, быстро вычислил я возраст своего клиента, сколько же тому старику? Несколько озадаченный, я вошёл в квартиру ветерана, запах в которой был весьма специфическим. Может, папайя разлагается – вспомнился мне рассказ Бориса Петровича.– А сейчас, Вячеслав Юрьевич, я Вас папайей угощу, – обрадовал меня хозяин квартиры. Достав с балкона вылинявший и не очень чистый пакет, Борис Петрович извлёк из него жёлтый фрукт, напоминавший тухлую дыню. – У меня после диверсии соседа холодильник сломался, вот я балконом и пользуюсь,– разрезая фрукт, пояснил Борис Петрович. – В папайе все полезные для организма вещества собраны.Здесь и железо с цинком имеются, и все виды витаминов. Папаин – отличное средство от глистов и геморроя, – продолжал хвалить фрукт ветеран войны.Так как ни глистов, ни геморроя у меня пока не было, да и в железе с цинком я не нуждался, есть папайю не хотелось, даже из вежливости к гостеприимному хозяину.– Борис Петрович, а можно я папайю с собой возьму, жену угощу? Я питаться должен по расписанию, мне сейчас нельзя, – выкручивался я как мог.Борис Петрович молча засунул папайю обратно в пакет и, сунув его мне в руки, спросил:– Вашу жену как зовут?– Клава, – молниеносно соврал я. Называть действительное имя жены мне не хотелось, а вдруг он – и впрямь колдун.– Хорошее имя. Вы Слава, она Клава, – обнаружил сходство имён и чувство юмора Борис Петрович.– И всё-таки, что с соседом делать будем? – вернулся я к прозе жизни. – Сколько он Вам ещё должен за ущерб?– Я думаю, тыщ пятьдесят, – оценил свои страдания Борис Петрович.Если бы тыщ пять, то я бы и сам откупился, но пятьдесят было для меня многовато.– Мне надо подумать, осмыслить увиденное, – сказал я на прощанье ветерану войны.Взяв пакет с папайей, я вышел из квартиры. Около подъезда по-прежнему сидел агент Моссада, а у моей машины стоял человек в фуражке лесника.– Я Вам тут штрафик за парковку на газоне выписал, – поприветствовал меня придурковатой улыбкой «лесник». Взяв квитанцию, я сел в машину и под присмотром «лесника» выехал со двора.Папайю я выкинул сразу, как только дом Бориса Петровича скрылся за ближайшим поворотом.Через три недели Борис Петрович умер. Об этом мне по телефону сообщил его сын Эрик, приехавший на похороны отца из Латвии.– Ваша визитка на столе у отца лежала, вот я и решил вам позвонить, заодно и по наследственному делу посоветоваться, – сообщил голос в трубке.– Это Вам к нотариусу, – посоветовал я практичному Эрику и повесил трубку.
