Первый писательский опыт, незакончено
Я пишу эти заметки на клочке бумаге, найденном мною в глубине кармана. Сейчас июль 1897 года, так быстро прошли месяцы пребывания на корабле, и так медленно тянется мое пребывание в ужасном плену, в раздавливающих объятиях Индийского океана. Не думал я, поступая в команду корабля, что придётся мне испытать то чувство, с которым мне приходится смиряться на данный момент. К слову немного описания моей жизнь и недавних событий, приведших к тому, что сейчас мной овладело чувство полнейшей безысходности, которое было упомянуто выше. Меня зовут, предположим, Леонард, мне не хотелось бы раскрывать свое настоящее имя, из-за осложнений, которые могут возникнуть, если я все-таки освобожусь из плена, созданного мною самим. Так вот, пристрастившись к морфию, с коим у меня после операции завязались весьма сложные, полные невнятных подробностей отношения. И к тому же обнаружив, что в кошельке моем денег не осталось в принципе, решил я поступить на корабль. Также я рассчитывал, что океанический воздух, которого на месте моей будущей работы должно было быть в избытке, сможет утолить мою жажду неизведанного и наивно-подростковое стремление к новым открытиям. А ругань матросов и веселые моряцкие песни вытравят из моего сознания меланхоличные нотки, пребывающие во мне, и все больше тревожащие меня и мое и так болезненное, от морфия тело, с момента смерти моей матери. Хоть и не был я близок с матерью как сейчас, так и в детстве, событие это ударило по моему изувеченному рассудку тяжелой от таких редких, но очень приятных воспоминаний, полной трагической безысходности кувалдой. Так вот, когда я стал замечать, что приставление револьвера к виску дрожащей рукой стало привычкой вроде бритья, но только сейчас я понял, что в тот момент депрессия настолько захлестнула меня чудовищной волной, что вышеупомянутая привычка выполнялась мною намного чаще столь привычного для обывателя бритья. Как уже говорилось выше, я решил пойти в плаванье, но не в виде пассажира, как известно этот способ путешествия не прибавляет весу кошельку, и так пустому, а вовсе даже наоборот. Лишь плаванье матросом обогатит меня. Мой выбор судна остановился на корабле со странным названием “Тамбурин”. Мне не хотелось бы вдаваться в томные описания корабля, столь утомлявшие меня, когда я читаю литературу о морских приключениях. Ограничусь лишь описанием носа, который сильнее всего врезался в мою память. Он был очень длинным, и хоть не много кораблей повидал я в своей недолгой жизни, я и по сей момент уверен, что этот нос корабля был одним из самых больших, особенно в масштабе с тем, что корабль сей был не из крупных. Вокруг ствола носа корабля была обвита прекрасная девушка, отмечу лишь то, что губы ее застыли в безмолвном крике. Мне сразу же подумалось, насколько нужно быть плохим, нет, скорее гениальным человеком, что бы так изобразить человеческие страдания, так точно передать весь тот ужас безысходнодности, осознать который я смог только сейчас. И сейчас я осознаю, что состояние мое подобно тому изваянию из бронзы. Как и оно, я чувствую как боль, в моем случае лишь психологическая и ментальная.
Каждый квадратный дюйм моего тела переполнен страданиями. Когда начинал писать я эти заметки, сразу же для себя я решил, что буду писать обстоятельно, без отступлений, но позволь мне, ты случайный читатель, нашедший этот клочок бумаги рассказать еще немного предыстории. Выше я не упомянул, как я все-таки решил остановиться свой выбор на судне, описанном выше. 28 февраля, я помню этот день, помню хорошую погоду на улице, крики пьяниц, а это к слову был выходной. Так вот в тот день ко мне зашел друг, знаете один из тех друзей, с которыми вы познакомились недавно, но уже стали сравнительно верными друг другу. Он поинтересовался, отчего это у меня такой вид, я изложил ему всю хронику моих взаимоотношений с морфием, и он воскликнул – “Тебе просто необходимо развеяться”. После недолгих рассуждений он пришел к тому что мне нужно отправится в плавание матросом. Якобы работа на свежем, морском воздухе поможет мне избавиться от зависимости. Он пообещал подобрать судно. Когда я узнал, что его выбор остановился на старой посудине с названием “Тамбурин”, мне захотелось воспротивиться, но я вспомнил что этот человек не пожалел времени, может все-таки стоит чего-то это старое корыто, может, выбрал его он неспроста. И я должен быть ему благодарен, даже несмотря на то что, объект его выбора оказался столь неприметным. Не буду описывать процедуру поступления в команду корабля, ограничусь лишь тем, что опишу капитана, того, кто должен был стать моим начальником на ближайший год. Это был смуглый, пожилой мужчина, на вид ему было около 50 лет, но складывалось чувство, будто он выглядит старше, нежели чем есть ему на самом деле. Судно то было торговое, и посему каждому из членов команды должна быть определена некоторая доля от конечной прибыли. Средник считалась трехсотая доля для обыкновенного матроса, но капитан корабля оказался щедрее, и поэтому мне была назначена доля в сто девяностую часть прибыли. В тот момент я лишний раз укорил себя, что чуть было не ослушался советов моего друга, а вот если бы я пошел на другой корабль, подумалось мне, какая доля была бы определена там для меня, скромного матроса .