Ikan

Действительно, есть такое...

Вечером смотрим глупейший сериал, чтобы убить время, и бездарную игру молодой артистки.

- Смотри, какая интересная грудина, - обращаюсь к любимой жене, имея ввиду крепление грудной кости к рёбрам у рахитичного «дарования».

- Согласна, интересно, нехватка витамина Д и кальция. – соглашается она и дальше предполагает вариант вскрытия грудины. – Лучше начать с 10 – го ребра.

- Можно и с шестого, - понимая, что она имеет ввиду скальпель, а я 13-ти сантиметровый профессиональный нож «Gesser» арт. 3102.

- Согласна, - не поворачиваясь ко мне произносит супруга. Люблю её – она читает мои мысли.

Я по образованию технолог мясопереработки. По молодости сам бил скот и работал обвальщиком на конвейере. И конечно досконально знаю анатомию животных. Свиньи наиболее близки по строению костей к человеку.

Моя жена врач-рентгенолог. Уверен, что она спасла сотни жизней диагностировав ранние стадии образований в организме человека. Процесс появления «неправильных» клеток в организме человека неизбежен и практически повседневен и самое сложное общаться с людьми, которые привели на обследование детей. Это самое страшное. Нужно иметь выдержку и самообладание, убрать все чувства и работать над спасением человека.

Тоже происходит и на улице. Мгновенный диагноз проходящих мимо людей, который произносится ровным спокойным голосом, даже если жить пациенту осталось полгода - год.

У неё чистая совесть (профессионально отношение к пациентам) и хороший сон.

У меня тоже чистая совесть (профессиональное отношение к выработке сырья для производства колбас) и плохой сон - пару раз в месяц, во сне, я иду по холодному коридору мясокомбината выдыхая изо рта пар и пытаясь согреть руки в карманах халата.

Я настолько устал от мяса животных, что не могу его есть, но в тоже время могу спокойно и быстро отрезать руку или голову хаму, видя его тело насквозь. Для меня это просто мясо.

Рабочее название романа. Пока не определился с названием. Роман на тему постапокалипсиса в России после экологической катастрофы. Текст без редактуры. Публикую кусочек на обсуждение.

Пока больше не буду выкладывать куски романа, по себе знаю, так тяжело читать и не так интересно. Прошу прощения.

Как допишу и отредактирую сообщу куда выложил, может кому будет интересно прочесть.

Первый кусочек Самое  дорогое/Дороже всего

Второй кусочек Самое дорогое/Дороже всего

Отстегнул с пояса фляжку и медленно отвинтил крышку. Сделав шаг к ней, сел на корточки. Она сидела неподвижно с напряжением смотря на него и как только он протянул к ней открытую фляжку, стала пятится. Пришлось класть на горлышко уже знакомый ей кусочек галеты. Проделав так несколько раз, он добился спокойного отношения к фляжке и уже смог поднести близко, так что она почувствовала запах чая. Сделав один глоток, она успокоилась, поняв, что фляжка не принесет ей вреда.

Напоив женщину холодным чаем, Олег устало сел рядом с деревом и навалился на ствол.

- Что будем делать? – спросил он у женщины. Та подняла взгляд на парня услышав спокойный голос. В её глазах кроме напряжённой настороженности и жажды еды ничего не было.

- Согласен с тобой – пару дней ночуем здесь, а потом тихонько возвращаемся на разведку, – парень одобрительно несколько раз кивнул головой. – Дело говоришь.

Начал готовить место ночевки – натаскал лапника между двух близкорастущих, старых деревьев, а сверху травы, закрепив её с трех сторон пластами мха, положил кривой сук на нижние ветки, на него тонкий прямой ствол поваленной молодой сосенки и обложив его с двух сторон лапником. Получился узкий длинный шалашик. Критично осмотрев строение, ловец подумал: «От хорошего дождя не спасет, но будем надеется на лучшее».

Женщина, пока он занимался устройством ночлега, ела молодые травинки и бегущих по своим делам муравьёв.

Остаток дня он провел в дрессировке женщины, приучая к себе, к своему запаху, поощряя её кусочками галет, делая их всё меньше и меньше. Он пододвигался к ней спиной, не смотря ей в глаза и кладя кусочки галет рядом с собой или на колени, предлагая этим дотронуться до него и показывая, что это безопасно.

Когда начало темнеть он достал из запазухи размятый в блин, сваренный рис. Развернул край пожухлого лопуха и отломил небольшой кусочек склеенной массы. Это было главным средством в заманивании женщины в шалаш. Уже поев и пригревшись, она повернулась спиной к ловцу позволив обнять себя одной рукой при этом держа её своими руками. Тепло от тела неизвестного ей существа было нужно для сохранения жизни и инстинкты разрешили его принять.

За долгое время ловец впервые был рядом с человеком, пускай «стёртым», но человеком. Он лежал рядом с ней слыша, как бурчит у неё в животе, чувствуя какой-то странный и в тоже время приятный запах чужого тела.

Странные ощущения он испытывал лёжа рядом с ней, понимая, что интеллектом она находится на мыслительном уровне глупой собаки, но в тоже время испытывал внутренний трепет понимая её ценность. Найти в тайге молодую практически здоровою женщину, находящуюся в самом начале репродуктивного возраста – это было чудом!

Ловец был уверен в тяжёлой судьбе этой девочки-женщины. Скорее всего она была зачата и рождена в самый сложный период катастрофы или в первые годы после неё, когда не была понятна причина стирания ВНД мозга у человека, когда ученые еще не нашли способов предсказывать открытие атмосферы перед космическим излучением. Возможно, спасшиеся родители нашли девочку в стертом состоянии, в состоянии животного, и не смогли отказаться от неё, кормя и оберегая её в семье, найдя какую-то нишу или шахту рядом с каким-то источником пищи или энергии. Это давало семье или небольшой колонии шанс выжить, но это же привлекало других выживших, не нашедших такого источника и готовых убивать за него. Много лет девочка прожила так, среди любящих её людей, но в какой-то роковой день всё кончилось штурмом или засадой с последующим уничтожением владельцев ресурсов, её семьи, её колонии. Как домашнее животное забившись в угол, молчаливо присутствующее на месте преступления, видя смерть родителей и близких, она стала добычей победителей, игрушкой для разврата, ценным товаром. Тот безвестный мужчина, который оплодотворил её канет в прошлое, возможно он и сам уже мёртв, останется только она и её ребёнок - новый житель пустой планеты Земля. Осталось самое сложное, сохранить ей жизнь, а значит и сохранить жизнь ребёнку. Маленький живой комочек, маленький человечек в её животе не представлял сколько здоровых сильных мужчин готовы отдать за него жизнь.

Рабочее название романа. Пока не определился с названием. Роман на тему постапокалипсиса в России после экологической катастрофы. Текст без редактуры.

Публикую ещё кусочек.

Первый кусочек Самое  дорогое/Дороже всего

Сел пить чай с галетами. Пока пил чай женщина начала шевелиться и мычать. Привстала на ноги, потом опять осела, повиснув на веревке. Он встал подошел к ней, похлопал по щекам. Она была еще не в сознании.

Он налил в кружку чай, добавил туда сахара, и отставил в сторону остывать, подготовив три галеты. Из фляжки вылил воду, а туда слил оставшийся чай из котелка. Собрал вещи, затянул вещмешок, залил костер, мысленно оценил свое состояние для первого перехода вдвоём. Посмотрел на висящую женщину и негромко сказал: «Ты не уходи никуда, я быстро». Вернувшись, он ослабил веревку, так что женщина легла на землю, а он сел рядом и стал ждать. Отломав от ближайшего куста ветку, отгонял от неё прожорливых насекомых и думая с тревогой о дальнейшем пути. Прождать пришлось больше часа, прежде чем она очнулась, а потом попыталась убежать.

- Без завтрака не выступим. – подойдя к ней сказал он. Нагнулся, смотря в полные животного ужаса глаза женщины, а потом повалив, уселся ей на грудь. Достал из кармана приготовленные галеты и стал, отламывая по кусочку кормить её. Она скалилась, пытаясь укусить его руку. Ему пришлось сжать её ногами и осторожно подправлять выпавшие изо рта кусочки. Если она выплевывала кусочек галеты он сильнее сжимал ноги, а если она глотала – ослаблял. Постепенно она поняла, что это пища и ела, но всё равно пыталась укусить и вырваться. Процесс кормления занял полчаса и полностью отнял силы у женщины. Она лежала оскалившись, тяжело дыша и бессильно вытянув ноги.

Это было похоже на объездку дикой лошади. Вымотать её, подавить силой, подчинить своей власти, показать кто хозяин, но главное – не выпасть из седла, только тогда ты становишься главным для неё, становишься вожаком.

Он встал с неё, отряхнул колени и ласково, как больному человеку, сказал: «Сейчас чайку попьем и пойдем». Сходил за кружкой чая, поставил её рядом с женщиной на землю. Присел на корточки рядом и осторожно взял связанные руки женщины. Она, тревожно смотря на него, попыталась забрать руки. Тогда он опять сел ей на грудь и медленно поднес к её губам уже остывший чай. Наклонив кружку, вылил несколько капель ей на губы. Ей понравился сладкий чай, и она позволила небольшими порциями давать чай, глотая его, но продолжая со страхом смотреть на него.

- Ну, вот… завтрак закончен. - сказал он, убирая кружку в рюкзак и наблюдая за ней исподлобья. Она продолжала лежать на земле, внимательно следя за его действиями.

Он подошел к ней и аккуратно развязал веревку на ногах, оставив руки связанными.

Приручение дикого животного длительный процесс. При терпеливой долгой заботе о нём, оно поймет, что от вас нет опасности и станет доверять. Но доверие это тоже будет зыбким, не крепким и при малейшей грубости или боли оно исчезнет.

Первый переход вдвоем быстро кончился, так толком и не начавшись. Она упиралась при любом повороте в движении или переходе через малейшее препятствие. На первых же ста метрах перехода она порвала платок и скинула с себя, а платье почему-то не тронула. Он использовал платок, когда был один, как защиту от мошки, намотав на голову, оставляя открытыми только глаза. Платок на базе называли «арафатка». Почему именно так и кто дал такое название платку никто ответить не мог. Он подобрал разорванный платок и намотал себе на шею.

Идти было тяжело. Он нес рюкзак весом под тридцать килограмм, автомат и еще тянул её. Нужно было следить за ней, за её действиями – кроме побега она могла просто подвернуть ногу. Несколько раз она садилась на землю и пыталась оторвать веревку от своих волос. Верёвка бесила её больше всего. Кроме того, он чувствовал неприятные ощущения в мизинце левой ноги. Было болезненно наступать на ногу особенно при ко́чковых участках тайги. Он оторвал веточку и шел впереди, обмахивая себя от мошки. Веточка пригодилась еще несколько раз, когда она садилась на траву и пыталась снять ботинки.

- Нельзя! – говорил он и бил веточкой ей по рукам, стягивающие ботинки.

- Нельзя! – еще раз хлестнул по не покорной руке. Отвел в сторону руку и протянул кусочек галеты. Она отползла сидя на траве в сторону, но галету не взяла. Тогда он положил кусочек на траву и отошел. Стоя в стороне, стал говорить с ней не громким спокойным голосом.

- Великоваты ботиночки, а что делать? Никто не знал какая ты будешь. Носи на здоровье, нам еще месяц идти.

Она подползла на коленках, не спуская с него глаз, на вытянутую руку к кусочку галеты, а потом молниеносно схватила и отползла обратно. Сидя на коленках и держа кусочек обеими руками, быстро сгрызла, как мышка, передними зубами.

— Вот молодец. Хорошая девочка. – ласково приговаривал он и положил еще кусочек на траву немного ближе к себе. – Бери еще.

Маневр женщины повторился. Так он отходил немного дальше и подкладывал кусочки галет, вместе они продвинулись на несколько десятков метров.

Потом он поднял её на ноги, потянув за веревку. и они медленно пошли, останавливаясь время от времени для скармливания очередного кусочка галеты.

Пройти удалось всего пять – шесть километров, но он вымотался так будто прошел тридцать. Подойдя к небольшому ручью, он решил сделать привал на несколько часов, а потом попытаться пройти еще хотя бы пять километров.

Он развел очень маленький костерок подкладывая буквально по одной веточке в огонь. В котелке лежал пакетик с рисом и немного воды. С верху в котелок он заложил в несколько слоев листья, чтобы вода, как можно медленнее испарялась. Следя за костерком, он смотрел на неё и думал о возможных дальнейших событиях. «При условии сохранения самой жизни … При условии…» мысленно сам оговорившись.

Она медленно переползала по лужайке выискивая молодые травинки. Вытаскивая их ствол из узла и съедала самый молодой беленький кончик. Было понятно, что это была её основная еда.

Рис сварился, и он выложил его из пакетика на широкий лист лопуха. Запах пищи привлек её внимание. Она с вниманием смотрела на лежащий на траве лист с рисом. По запаху она понимала, что это что-то съедобное, но подойти опасалась. С тревогой смотрела на него выжидая, когда он отойдет от еды на безопасное для атаки расстояние. Вот он взял котелок и пошел к ручью.

Наклонившись с котелком в руке над ручьем, чтобы набрать воды он посмотрел вверх по течению, на бегущие хрустально чистые потоки. И тут он увидел то, что наполнило ручей потоками кипящей крови, потоками страха и ужаса. В быстром потоке плыла смятая пустая пачка из-под сигарет. Где-то рядом, совсем близко, кто-то кинул в быстрый ручей не нужный мусор. Кто-то очень опасный, кто-то имевший сигареты, кто-то кто был в тайге далеко от защищенных колоний. Правило номер один: за границей колонии только враги, правило номер два: если что-то не понятно читай правило номер один.

Он черпнул воды медленно встал, подошел к еле тлеющему костерку и залил его, свернул, лежащий рядом, лист лопуха с рисом и сунул его за пазуху. Медленно приспособил пустой котелок в мешок, чтобы ничего не загремело, а оттуда достал сколько поместилось в руку галет. Медленно положил их в карман куртки. Не торопясь, затянул верёвку горловины мешка. Подхватил его на плечо и полез на дерево. Стараясь двигаться, медленно и бесшумно поднялся на два метра от первой ветки вверх и закрепил там мешок. Потом так же медленно и бесшумно слез. Подошел к соседнему дереву, где был закреплен поводок от её косы. Отвязал и медленно прошел в трех метрах от неё. Отломив кусочек галеты, положил его на траву и отошел, начав уже известную ей игру «ходьба - корм». Жизненно важно было уйти минимум на километр, не испугать её, избежать истерики и крика, панического бегства и сделать это бесшумно и быстро. Это можно было сделать только налегке, без рюкзака, оставив всю еду, все медикаменты, палатку и теплый спальник. С собой только немного еды, автомат с одним магазином и она. Главное – она.

Спокойно и бесшумно он отходил на сколько позволяла веревка и клал кусочек галеты на траву, так чтобы она видела. И как только она начинала двигаться к еде, стараясь максимально использовать длину веревки, отходил. Были моменты, когда она только видела в руке кусок галеты и уже начинала двигаться к нему. Так они отошли на несколько сот метров от ручья и попали на лесную звериную тропку. Положив на землю кусочек, он отошел всего на два метра и стал подбирать веревку, когда она начала движение к еде. Она подошла к галете и наклонилась, протянув руку к ней в этот момент он сильно дернул веревку к себе. Она упала лицом в низ, а он прыгнул на неё с верху придавив к земле. Зажал рот и легко закинул её себе на спину. Первым шагом бега он безжалостно раздавил каблуком ботинка оставшийся на земле кусочек галеты.

Он бежал как на крыльях, перепрыгивая упавшие стволы деревьев, едва касаясь земли. Страх накрыл все цвета леса, сделав его седым, полу чёрным. В этом двуцветном лесу он видел только светлые пятна и бежал к ним.

Он бежал пока его легкие не отказались работать и боль в боку не разрезала тело на две части. Он упал на колени, а потом лицом вниз в траву. Он продолжал прижимать её к своей спине пытаясь не потерять сознание от недостатка воздуха. Усилием воли он разжал сведенные судорогой пальцы на её ноге, продолжая второй держать за волосы. Перекинул её перед собой, обнял сзади и попытался произнести тихие спокойные слова. Вместо этого из горла вырвался хрип и свист. Полез в карман и отдал ей целую галету. Так сидя на земле, обняв её сзади, он продержал её достаточно долго, чтобы отдышаться и прийти в себя. Пить, безумно хотелось пить. У него был чай во фляжке, но это был её чай. Он встал шатаясь, и подобрав веревку, пошел искать воду. Увидев пень от поваленного дерева, уверенно направился к нему. В сколе трухлявого дерева виднелась дождевая вода. Отломал точащий кусок щепы от пня и положил в рот. Несколько капель влаги вытянул из него, потом еще отломал, еще высосал воду. Вернулся к ней, не подходя к ней близко сел на корточки, хрипло сказал: «Привет … Пить хочешь?».

Рабочее название романа. Пока не определился с названием. Роман на тему постапокалипсиса в России после экологической катастрофы. Текст без редактуры.

Публикую кусочек на обсуждение.

Сырое раннее утро. Туман стал отступать, прижимаясь к сопкам, цепляясь за деревья, но не в силах победить солнце – исчезал.

Она уже вставала. Пыталась встать. Он силой, но бережно, повалил её обратно на толстое травяное гнездо, обняв её сзади старался согреть. Пригревшись, она опять уснула. Он был ловцом. Его звали Олегом. А она … Их называли по-разному – сейф, конверт, хранилище, кенгуру, фантик.

Неделю назад, на берегу неглубокой речки он устраивал ночлег, без костра, стараясь вести себя как можно тише и незаметней, чтобы не спугнуть её и не привлечь других ловцов или бандитов. Немного поел, решив урезать свои порции еще на треть. Старательно осмотрел территорию, не оставил ли следов, одновременно стараясь запомнить окружающий пейзаж – не появится ли что-то новое утром. Забравшись в спальник, долго думал, что делать дальше, сколько еще идти и в каком направлении. Он был в пути уже два месяца. Это была его первая охота и он не мог вернуться пустым, без неё. Он дал себе слово, что умрет, но придет назад с ней. Наконец он уснул.

Проснулся он привычно без раскачки, а сразу перейдя в реальность из мира снов. Лежал какое-то время не шевелясь, смотря в щелку молнии на спальнике и напряженно слушая внешний мир. Никаких посторонних звуков или тревожных криков птиц не услышал. Снял с предохранителя теплый, нагретый своим телом АКС, дослал патрон и стал осторожно выбираться из спальника. Сидя на корточках, подняв автомат перед собой, стал осматривать местность, не обращая внимания на лезшую в глаза мошку. Всё было спокойно. Он сел и стал разуваться. Сняв горные ботинки, закатал камуфляж до колен и пошел в речку, продолжая осматривать местность и чутко слушая. Зашел в воду по колено, еще раз осмотрел берега и только тогда поставил автомат на предохранитель, закинув на ремне его за спину, стал мочиться. Его учили в школе ловцов, что запах мочи собаки могут учуять за два километра. Помочившись, несколько раз плеснул водой на член, смывая и с себя запах мочи и пота. Решил, прямо по воде, спуститься немного ниже по течению, осмотреть местность. Передвинув автомат снова на грудь, снял предохранитель и осторожно, чтобы не поранить ноги об камни, двинулся в перед.

Он увидел её сразу, сделав буквально три-четыре шага. Это было похоже на камень, раздвинувший густую траву. Только у «камня» были поджатые к ягодицам грязные ноги. Головы не было видно, лежала она почти голая, свернувшись в комочек, прижав руки к животу. Что делать? Идти сразу к ней босиком, можно поранить ноги, а это будет мешать в пути. Идти назад, обуваться, можно спугнуть её и уже не догонишь! Решил - вперед, только вперед.

Он начал осторожно переходить речку, одновременно спускаясь немного ниже, чтобы зайти с подветренной стороны. Выбрался на берег метрах в двадцати ниже и стал осторожно обходить справа, со стороны леса, чтобы в случае погони, гнать её на открытое пространство, к речке. Двигался он очень медленно, делая большие промежутки между шагами. Подойдя на десять метров, он не видел её, только высокую траву в том месте. Дул легкий ветерок, пели птицы, пролетали стрекозы ведя свою охоту, все было тихо. Подойдя на три шага, он увидел только примятую траву в том месте. Её не было! Он рванулся к реке, уже не заботясь о своих босых ногах. Сразу увидел её, как она переходила речку одной рукой держа живот, а второй, то махая в такт быстрому шагу, то опираясь на дно реки при падении. В три прыжка он догнал её, повалил в воду. Намотав на руку длинные спутанные волосы потащил к берегу. На берегу она билась насмерть, рыча и кусаясь, издавая лающие громкие звуки, стараясь вырвать свои волосы и убежать. Он еще раз сбил её с ног и быстро потащил к месту своей ночевки держа за волосы. Около вещмешка он навалился на неё со спины, обхватив сгибом левой руки горло и ей же держал заломленную за спину левую руку беглянки. Лежа на боку, он вытащил её вторую руку и придавил коленом. Начал её душить сгибом руки, надавливая свободной рукой на затылок. Женщина обмякла, вытянув безвольно ноги. Ну вот, теперь можно покопаться в вещмешке. Не отпуская придушенную, но живую женщину, стал одной рукой искать в мешке аптечку. Достал аптечку, оттуда разовый шприц с транквилизатором. Плюнул на голое плечо женщины, потер локтем свободной руки это место. «Так, почти стерильно» подумал он, и наклонясь к уху женщины шепотом спросил: «Девушка, аллергия на успокоительные есть? Нет? Отлично, получите.». Сорвал зубами колпачок от разового шприца и сделал укол.

Он встал с колен, поправил автомат на спине и стал осматривать добычу. Грязная, очень худая женщина неопределенного возраста с длинными спутанными волосами, выпуклый живот говорил о семи – восьми месяцев беременности. «Пока все хорошо …» подумал он. Она лежала пред ним, находясь в измененном сознании, подрагивая ногами, продолжая убегать в своем сне, продолжая спасать себя и свою свободу. Он достал из мешка верёвку и связал ей руки и ноги.

Тут он почувствовал боль в левой ступне. Посмотрел вниз на свои босые ноги и увидел, что мизинец на левой ноге в крови. Он пошел за своими ботинками, стараясь наступать на пятку левой ногой. Вернувшись с ними к мешку, сел на траву и стал сматривать мизинец. Ногтя на мизинце не было, кровь уже не так бойко вытекала из раны. Он достал фляжку с водой и полил на палец, потом оторвал широкую длинную травинку и замотал ей мизинец. У него было дезинфицирующее средство, но он берег его для неё. Он всё берег для неё.

Высушив ноги надел носки и ботинки. Свернул спальник, закрепил его на мешке и отцепил от мешка лопатку-топор. Еще раз подошел и осмотрел её. Еще раз утвердительно покивал головой и пошел искать место осмотра.

Осмотр был обязательной процедурой. Без него нельзя было принять дальнейшего решения. Для подготовки осмотра у него было около двух часов. Вначале он выбрал дерево с выступающей крепкой веткой на высоте больше двух метров и поверхностью земли имеющей небольшой уклон от дерева. Потом он выкопал яму в земле, объемом на два-три ведра и принес туда речного песка. Облепив стены ямы песком, стал вбивать в него речные круглые гладкие камни средней величины -голыши. Развел бездымный костер, накидал туда круглых небольших камней. Пока костер прогорал и камни нагревались, натаскал котелком воды в яму.

Перенес к дереву женщину и вещи. Сделав петлю на веревке, пропустил конец веревки между рук женщине и через петлю. Потом перекинул веревку через выбранную ветку и подвесил женщину, чтобы она почти стаяла на своих ногах. Он порядком взмок, подготавливая осмотр и еще ничего не ел с утра. Сел, облокотившись спиной на дерево, достал пару галет и стал их есть, запивая водой из фляжки. Время было еще много в запасе и поэтому он, посидев немного, сходил еще раз за водой для чая. Срубил лопаткой крепкую ветку, подвесил котелок с водой. Потом достал нож, критично проверил его остроту и остался доволен.

Он подошел к подвешенной женщине и срезал остатки одежды. Она была на две головы ниже его, а в подвешенном состоянии, на полусогнутых ногах, еще ниже. «Пора начинать.» подумал он. Перекидав раскаленные камни из костра в подготовленную яму с водой, взял свою пластиковую кружку и стал поливать женщину сверху, от кистей рук. Вода была теплой и грязь хорошо сходила с кожи. Опущенная вниз голова открывала затылок и он, вытащив нож стал сбривать мокрые волосы с головы. Она еще была без сознания, поэтому безропотно переносила эту процедуру. Волосы были оставлены только на темени, с висков, и даже с макушки они были безжалостно сбриты. Набрал сухой травы, сделал из неё большую мочалку и стал, поливая водой, тереть тело женщины. Мыл он её с удовлетворением охотника, поймавшего первую добычу. Мочалка гуляла по спине женщины, по животу и грудям, плечам и подмышкам, залезала в промежность, спускалась к коленям и пяткам. Особое внимание он уделил пальцам рук и ног. Встав пред ней на колени, отчищал каждый палец на ступнях. Ножом подрезал отросшие ногти. Он знал, в пешем пути главное - здоровые ноги.

После мытья он увидел очень худую, молодую девчонку, лет четырнадцати – пятнадцати с измождённым опухшим лицом, искусанным мошкой.

Еще раз пролив чистой водой женщину сверху донизу, отошел в сторону смотря, как вода по склону стекает от дерева. Пришла пора осмотра. Он начал его с самого главного, прощупав и прослушав живот женщины – плод был живой. Помял маленькие уже набухшие груди, выдавив немного молозива.

Теперь необходимо понять физическое состояние женщины, обработать раны, обуть и одеть. Он прощупал лимфоузлы, связки голеностопа, осмотрел зубы, обработал йодом ранки на теле и голове.

Потом достал из мешка вещи и обувь. Ботинки были 38 размера и они явно были больше, чем нужно для неё. Вытер сухой тряпкой ноги и стал обувать её, стоя пред ней на коленях. Это было не удобно делать с автоматом за спиной, но подумав секунду все же оставил его на себе. Одел на неё длинную широкую юбку с широким поясом и лямками через плечи. Снял с себя платок и повязал ей крест на крест, по-бабьи, на туловище.

Осталось только решить с «поводком». Осмотрев оставшийся хвост волос на голове, решил не распутывать его, а сплести, как есть, в косу. А косу связать с пятиметровой веревкой. Так и сделал.

часть 1 (Ни шагу назад!)

(Ни шагу назад! (часть 2))

(Ни шагу назад ! (часть 3))

(Ни шагу назад! (часть 4))

(Ни шагу назад! (часть 5))

(Ни шагу назад! (часть 6))

(Ни шагу назад! (часть 7))

(Ни шагу назад! (часть 8))

(Ни шагу назад! (часть 9))

часть 10 (Ни шагу назад!)

часть 11 (Ни шагу назад!)

часть 12 (Ни шагу назад!)

***

- Почему не стреляют? – Семён приподнял голову. – Кто здесь … есть?

- Лежи, Сёма, лежи – Послышался рядом скрипучий голос. – Сами не поймём. То голову не дают поднять, то тишина …

Разведчик приподнял голову пытаясь уловить знакомые звуки войны - выстрелы. Семён попытался повернуться на бок, но сильнейшая боль в глазах и голове вырвали только стон. Не умело намотанные тряпки на его голову, оставившие открытым только рот для дыхания, пропитались кровью и давили засохшей коркой на израненное лицо. Он бессильно уронил голову на заботливо скатанный и подложенный пустой вещмешок.

- Почему не стреляют? – опять спросил он. – Почему … не … стреляют?

- Не интересны мы стали. – закашлялся кто-то рядом. – Что-то у них там происходит …

- Похоже наши в другом месте «дают прикурить», вот и притихли. – добавили после паузы.

- Воды …- прохрипел Семён.

- Нема воды. – ответил тот же голос. – Потерпи до вечера – может с реки разживемся.

Семён услышал скрип кирпича под сапогами, потом тяжёлое падение на кирпичную крошку. Кто-то задушливо дышал, пытался проглотить ком в горле от пыли, копошился устраиваясь поудобней.

- Так пить хочется …- сказал кто-то негромко.

- Что переночевать не с кем. – подхватил другой голос. – О воде не слова! Все терпим …

— Вот, что братцы. Остались мы без командиров после бомбёжки, надо думать, что дальше делать будем.

- Может ещё сержант есть? – послышался другой голос.

- Сержант есть. Всем сержантам сержант. Только ничего не видит, да с контузией.

- Сёма, живой? – почувствовал прикосновение Семён. – Давай команду. Без дела и помирать тошно.

Семён попытался сказать, но вырвался только свист из пересохшего горла. Согнув руку, пошевелил пальцами.

- А ну давай ближе! Слушать будем. – Семён почувствовал рядом с лицом горячее дыхание.

- Сколько нас? – прошептал Семён.

- Как святых апостолов, ровно двенадцать. – ответил тот же голос. – Пятеро лежат, семеро ходят. И боезапас подходящий – одна граната и по двадцать патронов на ствол. По всем приметам, скоро атаковать должны, солнце давно встало. Но только не стреляют они, молчат …

- Семён, живой? Не молчи. – Семён почувствовал пальцы на шее, шевельнул рукой. – А ну, братцы, добудьте травки. Пожуёт, с горчинки легче говорить.

- Где ж её взять, или выгорела на солнце, или ободрали давно.

- А вы посмотрите! Развалились, лежат! – сердитый голос заставил искать.

Вскоре опять заскрипел битый кирпич и рядом зазвучал тот же голос.

- Отруси пылюку! – потребовал сердитый голос, и Семён почувствовал прикосновение к губам. – Пожуй травки, не зеленая, но жизнь в ней еще есть.

Семён стал жевать, чувствуя песок и твердые волокна засохшей травы на зубах. Через минуту он почувствовал слюну во рту и вытолкал языком нажеванное месиво.

- Смотреть … второй этаж … - Семён экономно выговаривал каждое слово. – Раненных накрыть тряпками … присыпать кирпичом. Принять … бой … Ни шагу назад!

Наступило молчание. Выжившие смотрели друг на друга, оценивая шансы на выполнение.

- Ну с раненными ясно, может фрицы не найдут … что вряд ли. – в наступившей паузе прозвучал голос. – Боевая задача есть – второй этаж. Кто полезет?

- Так это ж верная смерть!

- Как в тире мишень! Полезешь по гребню стены – сто раз снимут.

- Я полезу! – Семён услышал знакомый голос пулеметчика.

- Молодой ты еще, Турат. Может выживешь, детей наживешь …

- Там быстрота нужна, а я самый быстрый!

- Смерть там быстрая. Пулю не обгонишь.

Семён пошевелил пальцами привлекая внимание. Его заметили, и он снова почувствовал дыхание возле лица.

- Говори, Сёма.

- Верёвкой поднять … - экономя силы прошептал Семён.

- Точно! Через стропило крыши кинем и поднимем на второй этаж, потолка то нет!

- Камень привязать на конец верёвки для точности, враз попадешь! – послышался еще совет.

- Время нет! Двое - раненных накрывать, остальные на подъём разведки! – сердитый голос раздавал указания. - Всё скрытно!

- Ну вот и еще один командир появился! – засмеялся кто-то.

- Разговорчики в строю! – проворчал сердитый голос и удовлетворенно добавил. – Пошло дело. Солдат без дела не воин.

Послышались удаляющиеся шаги, негромкие разговоры, звуки нагребаемого битого кирпича. Дело делалось, солдаты, понимая свою участь, пытались спасти раненных от хладнокровного убийства, зная, что не сдержат первой же атаки врага.

- Сёма, готовься, сейчас тебя понесём закапывать. – послышался негромкий голос. Семён собрал силы, чтобы прохрипеть «Нет», но понял, что его не услышат, и не стал. Он стал чувствовать уходящее утро и нарастающее тепло жаркого дня. Нестерпимо хотелось пить. Немец настырно молчал, не было ни одного выстрела пулемёта или снайпера.

- Семён, за тобой мы. – почувствовал дыхание рядом раненный. – Мешок твой только распорем накрыть обломки доски, чтоб на лицо песок не насыпало.

Он почувствовал, как приподняли его голову и забрали скатанный вещмешок. Послышался треск разрезаемой ткани. Кто-то уверенно распорол вещмешок и обрезал лямки.

- Маловато материи … Не накрыть. - сокрушенно проговорили. – А ну, скидавай гимнастерку. Они нам на том свете не понадобятся.

Послышалась возня с одеждой, опять треск разрезаемой ткани. Семён пытался обратить на себя внимание шевеля пальцами правой руки. Но его не понимали и не замечали, стараясь быстрей спрятать раненных. Наконец он почувствовал, что его берут под руки и за брючный ремень. От боли он потерял сознание и очнулся, когда лежал уже в воронке от бомбы, а с верху накладывали обломки досок.

- Воздух! Ложись! – закричали рядом. На Семёна навалились сразу двое закрывая его своим телом, и он потерял сознание снова. Но бомбардировщики пролетели дальше, не скинув ни одной бомбы на плацдарм, неся свой разрушительный груз на тот берег. Бомбардировка продолжалась больше получаса, вызывая пожары в линии обороны на том берегу.

Семён очнулся и взявшись за карман галифе, накрывшего его солдата, стал тянуть к себе, чтобы его наконец заметили.

- Сёма, потерпи маленько, сейчас улетят совсем, и мы тебя накроем – услышал он рядом.

Семён продолжил тянуть карман на себя, стараясь заставить выслушать себя. Наконец его поняли, и кто-то прижался ухом ближе к его голове.

- Говори, слушаю.

- Я с вами … - стал шептать Семён. – Я с вами …

- Как с нами? Ты пораненный весь.

- Приказ … - Семён стал тянуть карман сильнее. – Я с вами, на рубеж …

- Ну что? Оставим? – солдаты стали совещаться. – Или потащим на позиции?

- Приказ … - шептал Семён. – Приказ … Я с вами …

— Вот что Сёма, ты полежи пока так, а мы подготовим место на передке и заберем тебя. – услышал Семён солдатский вердикт. Заскрипел битый кирпич под сапогами и шаги удалились. Семён долго лежал, теряя сознание, потом приходил в себя и снова терял. Он уже сомневался, что сможет дождаться живым возвращения солдат.

- Семён, подожди, потерпи! – наконец услышал он и почувствовал тёплую воду на шее и груди. – Победили мы, Сёма! Ушли гады! Вот водички принес с реки! Пить нельзя – грязная.

- Ура! Ура! – рядом кричали и прыгали. – Не плачь, Турат! Живой ты! Ура! Откапывай раненных!

- Семён? – услышал рядом знакомый скрипучий голос сержант. – Докладываю. Подняли мы Турата на второй этаж, а он и кричит, мол, нет немца, ушел. Ну, мы дальше в разведку, пока тот берег бомбили, к немцу на позиции сползали. Сбежал немец! Дальше не пошли, а пост там оставили. Так вот.

часть 1 (Ни шагу назад!)

(Ни шагу назад! (часть 2))

(Ни шагу назад ! (часть 3))

(Ни шагу назад! (часть 4))

(Ни шагу назад! (часть 5))

(Ни шагу назад! (часть 6))

(Ни шагу назад! (часть 7))

(Ни шагу назад! (часть 8))

(Ни шагу назад! (часть 9))

часть 10 (Ни шагу назад!)

часть 11 (Ни шагу назад!)

***

В наступающем рассвете, в первых лучах, на искрошенном красном кирпиче лежал, неопределенного возраста с почерневшим лицом, человек. Солдатская форма была порвана и испачкана красной кирпичной пылью, копотью и засохшей кровью, поясного ремня не было. Он лежал на спине широко раскинув ноги и руки. В обоих его руках было по пистолету ТТ. Немигающий взгляд был направлен на светлеющее небо. Казалось, что он ждет сигнала что бы встать и идти, когда уйдут меркнущие звезды.

– Укрепляем позиции, готовимся! – рядом негромкая речь. - Скоро полезут.

Солнце неумолимо, как казнь, поднялось над горизонтом. Еще несколько минут и начнётся пир смерти.

Первым, после ночного затишья, был одиночный разрыв мины. Потом они стали падать чаще и чаще. Под этот грохот зазвучал сильный, прерывистый перестук пулеметов.

Солдат прошептал: «Причесывают… Потом брить начнут». Он перевернулся на живот, подполз в небольшую ямку, лёг в неё и накрыл грязный стриженный затылок левой рукой с пистолетом. Он лежал лицом вниз, вдыхая кирпичную пыль, и смотрел, как маленький паучок пробежал по его согнутой к лицу правой руке, по кулаку, сжимавшему пистолет, по пистолету и остановился перед дульным срезом, как бы раздумывая спрятаться там.

- Не-не, братишка, там тебе будет неспокойно, я таки буду стрелять. Беги дальше.

Паучок, как будто поняв солдата, спрыгнул с пистолета и исчез среди битого кирпича.

Долгий минный обстрел внезапно закончился. Продолжали стрелять, короткими очередями, только пулеметы, выискивая цели в поднявшейся пыли. От разрывов крупнокалиберных мин в здании поднялась бело-красная пыль от кирпича и обваленной штукатурки. Она была плотной, елепроглядной и могла скрыть до локтей стоящего человека.

- Vorwärts! Vorwärts!

Солдат приподнял голову и посмотрел во внутрь здания – волны поднятой пыли переливались под лучами встающего солнца, бившими в проёмы окон. В дальнем конце этого пыльного моря, в ста - ста двадцати метрах, пыльные волны зашевелились, стали видны головы и плечи солдат, идущих в атаку. Немцы шли в атаку не быстро, продолжая стрелять короткими очередями из автоматов. Пол был изрыт взрывами ручных гранат и не виден под пеленой пыли. Некоторые проваливались и исчезали в пыли полностью, потом оттуда выбирались, чем еще больше поднимали пыль, скрывая задние ряды атакующих. Пелена пыли стала похожа на огромную морскую волну, цунами, приближающуюся от дальнего конца здания к другому концу здания, выходящему к реке. Волна пыли приближалась, поглощая атакующих, как бы забирая их из мира живых.

– Огонь! – закричал сержант.

Ударили ручные пулеметы и винтовки. Перевязанные грязными окровавленными бинтами и тряпками бойцы, выбравшись из укрытий, стреляли в видневшиеся головы немцев, стараясь точностью стрельбы уровнять баланс сил, оборонявшихся с атакующими.

Солдат опять перевернулся на спину, постучал об грудь оба пистолета, подул на них и взвёл курки. В правом сапоге был еще нож, вот и всё его вооружение. Это были его шестые сутки на плацдарме. Всё что было с ним на той стороне реки казалось ему увиденным со стороны, как будто это кто-то другой был там, а не он. Всё что произошло с ним за последние дни оказалось важнее, чем предыдущие двадцать лет его жизни. Он лежал и ждал. Ждал приказа: «В перед! В атаку!», ждал крика: «Ура!». Ждал, когда каждый из солдат, ставший для него дороже его самого, встанет и побежит туда, за стену пыли.

- Батальон! В атаку! В перёд!

Раздался крик «Ура!», сливающийся в протяжное длинное «а-а-а!», солдат перевернулся на живот, подтянул ноги и встал, выставив вперёд руки с пистолетами, спотыкаясь, тяжело побежал за своими товарищами, ища взглядом цель для выстрела.

***

Солнце садилось, давая возможность сумраку вечера взять свои права над миром. Еще были опасны снайперы, стрелявшие на любое движение в проемах больших окон. До позиций немцев от здания было не больше двухсот метров.

Солдат полз среди трупов немецких солдат, ожидая выстрела снайпера, рассматривая убитых. После каждого боя делали перекличку по взводам, оценивая потери. Вот тогда выяснилось, что нет многих солдат, в том числе и Замойского Георгия. Он дополз до противоположной стены, так и не найдя своего товарища. Он полежал, осторожно смотря, в самом углу окна, на позиции врага. Оттуда доносился запах полевой кухни и звуки работающей автомашины. «Мы не уйдем! Мы придём к вам!» - подумал он. Сел, откинувшись спиной к стене и стал ждать, когда солнце окончательно скроется за горизонтом. Он хотел еще поискать патроны и воду у убитых немцев, а это можно было сделать только когда будет совсем темно, на ощупь. Он видел, что еще двое солдат осторожно ползут вдалеке, осматривая убитых. Солдат старался запомнить маршрут, по которому ему придется возвращаться, чтобы максимально большее количество осмотреть в поисках трофеев. Главное было найти воду. Без воды, в муках от ран, страдали и умирали его раненные товарищи. Усталость, нервное истощение от боев, жаркое лето, всё это требовало много воды.

Солдат закрыл глаза, давая себе несколько минут отдыха. В голове стоял гул от взрывов, от недосыпа и физической усталости. Перед глазами стали мелькать яркие картинки последних боев, то ужасы рукопашной, то молоденькая соседка с ковшом воды в руках, то взрывы мин. Он вздрогнул и сел, оторвав спину от стены.

- Никак уснул … - устало прошептал он, осматривая совсем стемневшее помещение. – Пора назад.

Определив намеченный заранее маршрут, он пополз назад. Ему в этом помогали немцы, запуская почти непрерывно осветительные ракеты, свет от которых попадал в окна. Ощупывая убитых, он нашел вначале одну фляжку с водой, потом вторую. Магазины найденных автоматов почти все были пусты и на трупах тоже не было боекомплекта. Получилось повытаскивать десятка два патронов, плюс к одному полному магазину, да еще ручную гранату.

- Боже мой … Ну никакой культуры – услышал он слабый голос где-то рядом.

- Жора, ты! – почти закричал солдат. – Как я рад! Где ты?

- Ты испортишь мне прическу … Твои ноги … у меня на голове … - так же тихо сказал Жора.

Семён живо перевернулся, ощупывая Жору.

- Я так рад, что нашел тебя! – горячо и громко, в волнении закричал Семен.

- Я уже полчаса слышу, как ты тут суетишься … как воробей в кормушке …

– Дай я тебя поцелую! – опять громко сказал Семен.

- Если ты будешь кричать … тебе придется поцеловать … еще … пулю снайпера. – сказал Жора и застонал. – Полегче … От твоей любви мне таки больно… А ну, проверь этого борова … от него шнапсом прёт … наверное, … фляжку пробило.

Семен обшарил лежащего рядом убитого и нашел фляжку с немецкой водкой.

- Грамм сто еще есть. Ты куда ранен? – сказал Семен пытаясь приподнять Жору. - Мне нечем перевязать тебя …

- Ноги и … досталось мне ... – ответил Жора. – Ты помнишь того лопоухого калининского, из первой роты? Живой он?

- Живой, живой он. – шептал Семен стараясь поудобней положить друга.

- Увидишь, Женька́ … - с ударением на последнюю букву в имени сказал Жора. – Скажи ему благодарность … спас меня.

Помолчав Жора продолжил.

- Двое навалились … резали меня … так он гранату в нас кинул. – тихо рассказывал Жора. - Одной гранатой этих гадов убил …

- Так сам и скажешь! – ответил Семен. – Сейчас назад поползем, я помогу.

- Мне той гранатой … ступни порвало. – тихо произнес Жора. – Я уже смотрел … пока светло было.

Оба замолчали. В темноте было слышно только дыхание обоих. Жора пошевелился.

- Гранаты есть? – спросил он.

- Две. – прошептал Семен. – Одна наша, одна немецкая.

- Слушай Сёма, я всегда хлопаю дверью … если мне кто-то не нравится … и я ухожу … давай хлопнем дверью… дай мне гранаты и как эти … гады полезут, я «хлопну дверью» … они мне очень не нравятся…

Жора надолго замолчал. Потом продолжил, коротко дыша:

- … только вот, что … я тут очень удобно устроился, могу к утру и «уснуть» …

… ты б с утра меня проведал … на всякий случай … Гранаты заберешь… если шо.

- Жора, о чем ты? Уснуть? Нет! – решительно сказал другой солдат. - Я донесу тебя! Там перевяжем!

Оба произносили слово «уснуть», понимая, как – умереть.

- И що я там буду делать? Слышать, как вы …и просто лежать? А потом я всё равно … я, таки – нет …я, таки – здесь!

Они опять замолчали. Молчали долго, один не хотел уходить, другой берег силы.

- Иди … - просительно сказал Жора.

- Ты же весь пораненный! – заторопился Семен. - Я оставлю тебе воду и шнапс!

- Нет! Извини, что подвел тебя … вот так …

Опять наступило молчание, было слышно только частое дыхание обоих.

- Тю …да ты плачешь? – прошептал один солдат. – Моряк не плачет …

- Я не … - тоже шепотом, запинаясь, ответил другой солдат. - Я не …не… моряк …

- Иди! – уже зло, сквозь зубы сказал первый солдат.

А потом тихо добавил – Живой будешь, положи меня рядом с Лидой … И ни шагу назад!

Семён лёжа обнял Жору. Ему стало слышно тяжелое свистящее дыхание Жоры, почувствовал под руками засохшую кровавую корку гимнастерки. Семён резко оторвался и пополз к своим позициям.

- Я приду утром! – раздался голос, отползшего, уже не видимого Семёна.

***

К рассвету пыль плотным белым одеялом покрыло всё внутри здания и часть земли снаружи. Часть пути ползти приходилось по трупам, часть по изрытому взрывами бетонному полу. Лица убитых, из-за слоя бело-красной пыли, были похожи на маски манекенов. Даже раскрытые рты трупов были покрыты изнутри пылью и казались искусственными по своей природе. Семён полз, стараясь не поднимать пыль, быть максимально незаметным для немецких снайперов. Он надеялся застать Георгия живым и утащить его на свои позиции.

- Стой! … - Семён услышал слабый голос Жоры. – Не подходи …

- Жора, как ты? – Семён приподнял голову пытаясь разглядеть товарища в наступающем рассвете.

- Не подходи … Назад…- опять послышался слабый голос. – Не искушай … меня …

- Жора!

- Помни… о чём … просил … тебя …

Было ещё достаточно темно, и Семён не мог рассмотреть друга среди тел убитых. Он даже не слышал его дыхания, только чувствовал ту грань между жизнью и смертью, где находился Георгий. Он чувствовал, что Жора находясь в пограничном состоянии сознания, между светом и вечной темнотой, терпит на одной силе желания и воли, что можно подползти, забрать гранаты и утащить его на свои позиции без сопротивления.

- Уходи …- будто угадав его мысли послышался голос. – Или я … сейчас …

Семён тянул время, не желая бросать друга, пытаясь хотя бы рассмотреть его среди трупов, в последний раз.

- Иди… назад …- прозвучало еле слышно.

- Прощай! – в полный голос крикнул Семён.

- Прощай … - тихим эхом ответил Георгий.

Семёну хотелось встать в полный рост, выпрямиться, прокричать что-то злое, матерное, разрядить магазин автомата в немецкую сторону. Ярость и бессилие душили его, он разорвал ворот своей гимнастерки, хватая зловонный воздух ртом. Ярость была рождена ненавистью к врагу, а бессилие в невозможности спасти друга.

***

Всю ночь один немецкий миномёт выстреливал через равные промежутки времени крупнокалиберные мины не давая покоя оставшимся живым, выматывая последние силы обороняющимся. Под мерцающий свет осветительных ракет в тишине ночи раздавался миномётный выстрел, хлопок, потом нарастающий свист и беспощадный разрыв мины. Куда она упадет никто не знал, и все тревожно прислушиваясь ждали хлопка выстрела. Без воды, без еды, задыхаясь от смрада разлагающихся трупов, солдаты лишились короткого сна. Миномётные удары прекратились только перед самой атакой немцев. Красноармейцы встретили редким ружейным огнём, на открытом пространстве пред зданием, нестройные ряды наступающих немцев.

Немецкие солдаты были всё ближе и ближе, уже зашли в здание лесопилки. Семён примерно определил , где лежит Жора и смотрел туда неотрывно.

Он ждал взрыва гранат смотря на приближающихся в атаке немцев. Он ждал взрыва там, где лежал Георгий, тот самый весёлый загорелый парень, тот самый высокий и худой, ставший родным и близким, как брат, тот самый с кем он рисковал жизнью, тот самый с кем он делил всё, что у него было. Немцы приблизились к тому месту обходя или переступая трупы, но взрыва не было. Семён тянулся всем телом лучше рассмотреть то место, не обращая внимания на свистящие кругом пули. Он не замечал их, не слышал. Они не существовали для него, не могли никак помешать, изменить что-то, потому что он был там, рядом с Жорой. Он видел его закрытые глаза, лицо покрытое слоем пыли, израненное тело лежащее на боку и прижатые к нему две гранаты. Может быть он не смог выдернуть кольцо, может у него на это просто не было сил, может быть он уже умер не дотерпев до начала атаки немцев.

Короткими очередями застрекотали пулемёты делая прорехи в наступающих рядах немцев. Бухали одиночными выстрелами винтовки. В ответ лился свинцовый поток из автоматов.

Немцам всё же пришлось залечь, прячась за трупами убитых, постепенно приближаясь, подползая на бросок гранаты. Выйти во встречную атаку красноармейцы не могли – не было сил, не было численного состава – немцев было больше и в открытом рукопашном бою они бы не выдержали.

И вот гранаты начали рваться в первой траншее, не давая подняться для ведения огня.

- Отходим на вторую линию! – послышался голос сержанта. – Забирай боеприпасы!

Земля на войне, как солдат. Она или защитит, или убьёт, даст укрытие или похоронит, засыпав с головой, забив глаза, рот и нос собой, надавив на тело многопудовой тяжестью расплющив его. И нет такой силы у человека, что может победить землю. Земля может уступить только воде, спрятаться под её толщей, утонуть в ней. Человеку на войне остаётся только приспособиться к земле, использовать её для своей защиты или умереть от неё.

Обстрел артиллерией начался неожиданно, именно в тот момент когда красноармейцы не выдержали и отошли на вторую линию обороны, когда начались взаимные контратаки уже в траншеях, обмениваясь гранатными ударами перед рукопашной. Земля зашевелилась, затряслась, стала подпрыгивать сотрясаясь от страшной силы взрывов, но всегда возвращалась обратно насыпая бугры из себя и останков людей. Она воевала - спасая одних и убивая других.

- Ближе к обстрелу! – кричал Семён. – Ползите ближе к обстрелу!

Грохот взрывов разделял его слова и разведчик стал махать рукой приподнимаясь над землёй в сторону разрывов, туда где перемалывали русские снаряды прорвавшуюся немецкую атаку. Солдаты ползли вперёд прячась в извилинах траншей, прижимаясь телом к земляным стенкам, прячась от разящих осколков.

- Как затихнет, сразу атакуем! – крикнул Семён.

Огонь вёлся несколькими гаубичными батареями, поэтому шквал взрывов был непрерывный. Почти каждую секунду происходил взрыв вырывавший несколько кубов земли вместе с врагами. Жесточайший обстрел длился около десяти минут и передвинулся на линию обороны немцев, разбивая в клочья блиндажи и снайперские, пулемётные гнёзда.

- Вперёд! – сколько было силы в голосе, закричал Семён и первый кинулся по траншее. Земля спасла, в первом же повороте траншеи, двух немцев. Один полез на бруствер траншеи - убегать, а второй поднял автомат для выстрела. Разведчик кинулся в левую сторону пропустив выстрелы за спину, послышался крик от попавших пуль в бегущего за ним солдата, и ответил короткой очередью, но тоже не попал. Бросив пустой автомат, выхватил нож и кинулся вперёд, несколько раз ударил в бок немца. Тот, закатив глаза, начал оседать на колени продолжая стрелять. Семён выбил автомат и от ненависти ещё раз ударил ножом в шею умирающего немца. Вытащил рожок из подсумка уже лежащего на земле немца, вытер нож об него и убрал в ножны.

Осторожно выглянув из траншеи разведчик увидел около двух десятков отступающих немцев. Они бежали перепрыгивая воронки, падая и снова подымаясь для бега. Разведчик расчетливо целясь из немецкого автомата короткими очередями опустошил рожок.

Сменив рожок на полный полез из траншеи, увидев сверху тех, кто был рядом, из оставшихся в живых красноармейцев, разведчик махнул автоматом в сторону лесопилки.

- Вперёд! – закричал ещё раз Семён и побежал. – Добить гадов!

Семён бежал стреляя, оглушенный близкими взрывами, не слыша, не видя один он или за ним бегут его товарищи. Для него это не имело значения, даже если он остался один, он будет сражаться до конца.

Добив отступающих немцев, уже укрываясь за стенами лесопилки он смотрел на тех солдат, кто был рядом. Их осталось около тридцати человек, израненных, измотанных, смертельно уставших. Семён молчал смотря на них и думал, сколько еще они смогут продержаться, сколько еще они смогут сражаться, терпеть раны, голод и жажду.

Полежав немного Семён решил найти Жору. Подполз к сержанту и тронув его за локоть, сказал:

- Пойду братишку поищу … Рядом он.- разведчик смотрел в глаза сержанту. – Обещал похоронить его …

Сержант молча кивнул.

- Сейчас человек десять оставим здесь - остальные обратно. – подумав добавил сержант. – Ищи, подождём.

- Рядом он … - повторил разведчик и пополз.

Семён быстро нашел его. Парень лежал на боку скрючившись, покрытый слоем пыли, упираясь лбом в пол. Он был мёртв. Указательный палец левой руки был продет в кольцо взрывателя, а правой прижимал гранату к полу. Там же лежала и немецкая граната.

Тело Жоры уже окоченело и развернуть его не получится, поэтому Семён выкрутил взрыватель из гранаты оставив его на пальце парня. И только потом подтащил его от кучи трупов ближе к стене. Разведчик долго рассматривал его белое лицо, белые ресницы, приоткрытый рот, шепча: «Убили парня … убили …», вспоминая его всегда весёлый голос, улыбку полную жизни.

Сзади Семён услышал скрипучий голос:

- Давай подсоблю.

Обернувшись разведчик увидел тех солдат, что вернутся в свои траншеи, встретился взглядом с сержантом, тот коротко махнул кистью руки в сторону линии обороны. Тело Жоры двигали вчетвером, обходя воронки и трупы. Дотащив до выхода из здания Семён первый прополз открытое пространство, что бы найти и кинуть верёвку.

Немецкие снайперы молчали, еще не придя в себя после артудара крупнокалиберных гаубиц - проползти всем и доставить тело в свою траншею получилось без потерь.

Оставив тело Жоры в одном из закутков траншеи, Семён пошел копать могилу рядом с могилой Лиды. Орудуя сапёрной лопаткой он слышал как к нему обращались солдаты с желанием помочь, но Семён отвечал: «Сам ... Я сам.». Он копал могилу так что бы согнутое тело Жоры было лицом к Лиде. Солнце было в зените, когда он закончил копать.

Положив тело Жоры в могилу солдаты встали кружком, стянув пилотки с головы молчали. Наверное каждый вспоминал своих детей или примерял на себя эту могилу, думая как судьба распорядится с его солдатской жизнью, где оставит его тело. Но все они уже перешагнули ту черту, когда своя жизнь стоит столько сколько убил врагов, когда уже не важно ничего кроме цели которая есть в душе, которая жжёт и горит, жжёт и светит в черноте и ужасе войны – победить и не отступить.

Похоронив Георгия солдаты разошлись по линии обороны, а Семён остался ещё посидеть рядом. Облокотившись на стену траншеи и запрокинув голову с закрытыми глазами под безжалостные, прямые солнечные лучи, он вспоминал, как они познакомились, как разговаривали, как жили и воевали, здесь на маленьком пятачке русской земли. Ему казалось, что они были знакомы всю жизнь, даже выросли в одном городе, купались в одной реке, ходили в кино в один клуб, пели одни песни. Был рядом, был смешной, немного задиристый, немного спорщик, немного хвастун. Был … Осталась эта река, это солнце, эта траншея, а его нет.

У Семёна не было жены, не было детей. Была только мама и братья и они были самими близкими людьми по которым можно оценить потерю или расставание. Вся его жизнь связана с армией и война перемешала всё, переломала, сдвинула миллионы людей с обжитых мест, осиротила, обездолила. Война поставила рядом с ним этого парня, поставила и забрала. Сколько он мог бы ещё с Жорой разговаривать, смеяться, спорить, но теперь всё … пустота, нет рядом надежного плеча, нет его - честного молодого парня.

- Убили тебя, но ты знай – ты рядом со мной! – шептал Семён как бы разговаривая с Георгием. Солнце было ослепительно даже через закрытые веки, но Семён не отворачивался. – Я вернусь потом … к тебе …к вам .. и опять поговорю с вами не громко. Теперь вы на посту. Навечно!

Разведчик нагнулся, опёрся на руки и тяжело встал, посмотрел на темный силуэт здания и повторил: « Навечно!». Двигаясь по траншее он опирался на одну из земляных стенок, а в другой нёс автомат. Нужно было дойти до первой линии и занять свою ячейку.

- Ну что, комбат? – спросил разведчик у сидевшего на корточках сержанта идя уже по первой траншее.

- Тишина … - ответил сержант. –Сегодня я комбат, завтра ты. Садись погутарим.

- Если сяду, могу не встать, отощал – силёнки ушли. – серьезно сказал разведчик. – До войны мог неделю не есть – не спать, а сейчас ….

- А я наоборот, до войны болел спиной и желудком. – усмехнулся сержант. – Вот третий год войны сапогами отмерил и ни дня не болел. Ни чем. Дважды ранен был и всё.

- Жорка тоже не болел …

- Не мучай себя. Кто на войне себе два века мерит? – вздохнув сказал сержант. – Сегодня жив, а завтра … Геройски воевал парень, кто выживет, тот об этом расскажет.

- Я назло всем эти гадам вернусь сюда! С победой! – у разведчика загорелись ненавистью глаза. – Я такого накала достиг, что если тронет меня фашист я разорвусь вместе с ним. Идти буду в самый огонь и знаю, что ничего со мной не случится. До победы.

А убьют, я их с того света достану!

Послышался далёкий гул тяжёлой авиации. Оба подняли головы тревожно всматриваясь в голубое небо. Звук ревущих двигателей шел со стороны немецкой обороны. Спутать приближающиеся тяжёлые бомбардировщики было невозможно, настолько характерным был звук тяжелогруженых самолётов.

- Ну вот и наши похоронщики прилетели. – спокойно сказал сержант. - Кончилась у фашистов терпелка …

Уже четко можно было рассмотреть три тройки приближающихся «Юнкерсов – 88». Самолёты начали снижение курсом на здание лесопилки. Достигнув своей расчетной точки они по одиночке начали пикирование на здание и линию обороны красноармейцев.

Первая тяжёлая авиабомба пробив крышу и пол второго этажа, взорвалась внутри лесопилки, вырвав несколько металлических опор и разрушив два простенка между окнами. Сильный взрыв разорвал и раскидал трупы убитых, сделав глубокую воронку в бетонном полу. Ещё две таких авиабомбы взорвалось внутри здания, но оно выстояло опираясь на толстые стены старой добротной кладки.

Остальной смертельный груз был сброшен на паутину траншей плацдарма, вырывая в небо столбы земли, калеча или убивая всё живое.

Один из взрывов вдавил в стену траншеи Семёна с такой слой, что оторвало ремешок поясных ножен, а окружающий свет померк в его глазах. Потеряв сознание на минуту и очнувшись Семён пополз в огромную воронку веря в солдатскую примету, что в одно место не бьет ни снаряд, ни бомба. Он грёб землю руками и коленями полузасыпанный и оглушённый, судорожно вдыхая вместе с воздухом ядовитые пары сработавшей взрывчатки.

Прогремевший рядом взрыв он не услышал и не увидел. Вместе с одним из судорожных вздохах в его легкие ворвался раскаленный воздух, выжигающий всё внутри тела. Этот поток поднял тело разведчика, оторвал от земли, перевернул, оставляя осколками рваные раны на лице и отбросил на несколько метров в сторону.

Тело разведчика рухнуло на землю, мешковато прижавшись к стене траншеи. Кругом рвались бомбы, но Семён уже ничего не слышал и не видел, кровь текла из глаз и раздробленного носа.