DoktorLobanov

Звоню следователям. Так, мол и так, не ДТП точно, а убийство.

Следователь даже расстроился:

- Точно? Вы уверены?

- Уверен, - отвечаю. – Били ножом. В шею. Это не трактор, не косилка.

- Эх, - вздыхает следователь. – А тракторист уже почти сознался.

Привезли жертву ко мне в морг. Пошёл я осматривать внимательнее. Так и есть. Били ножом сзади в шею. Причём, судя по ранам, напали сначала спереди, жертва отбивалась, потом попыталась бежать. Её догнали, воткнули нож в шею и дёрнули вниз, в раз, потом второй. Рана на шее одна, но разнонаправленная, двухэтапная.

Написал всё, как было, всё бумажки куда нужно отправил. И забыл про этот случай.

А через месяц вызывают меня на место преступления, в ту самую деревню. Нашли  подозреваемого, и он уже в преступлении своём сознался, даёт показания. Надо на месте подтвердить, что всё так и было.

Приезжаю. Стоит в окружении милиционеров обычный сельский мужик. Рассказывает, что жертва отказалась продать ему самогон, так в процессе разговора он достал нож и ударил. Убивать не хотел, только попугать, а оно само как-то получилось. Показывает, как бил, как тело в сторону тащил. И в процессе его рассказа, понимаю я, что врёт преступник. Наговаривает на себя. И признание его липовое.

- Погодите, - вмешиваюсь. – Ну-ка поподробнее. Куда били? Как?

Показывает. Как разговаривали, как резанул жертву по шее. Размашисто так, от плеча.

- Врёт, - тут же говорю я. – Не так всё было. Зачем врёт – непонятно, но врёт.

Следователи, да и сам подозреваемый смотрят на меня недовольно. У них всё так хорошо складывается. А я им всё ломаю.

Не стал я ничего подписывать. Наоборот, написал, что подозреваемый себя оговаривает, рассказывает заведомо неправильную версию.

Через две недели опять звонят. Нашли ещё одного подозреваемого. Приезжаю. «Убийца» похож на своего предшественника, как родной брат. Простоватый сельский мужик, уже пожилой. И этот уже во всём признался. Рассказывает, как втыкал в шею нож, как резал. А про руки – ни слова.

- Жертва не защищалась? – встреваю я.

- Нет, я сразу догнал и ударил.

- И этот врёт, - говорю следователям. – Не знаю, откуда вы их берёте, но говорят они какую-то чепуху.

Следователи уже на меня враждебно смотрят. Я им работу затягиваю, не соглашаюсь, все планы порчу. А подозреваемый уже сознался!

Ещё месяц прошёл и в четвёртый раз зовут меня в эту деревню. На этот раз подозреваемая – женщина, соседка жертвы. Тоже пожилая, тоже деревенская. На этот раз рассказывает всё правильно. Как подстерегла убитую у остановки, как догнала, достала нож. Жертва услышала шаги, обернулась. Успела несколько раз защититься руками от ударов. Потом бросилась бежать. Убийца догнала её и ударила в шею. Дёрнула нож вниз.

А  я уже следователям не верю. Спрашиваю:

- Зачем вам ещё и эта бабка? У вас уже армия подозреваемых. Тракторист и те двое. Не деревня, а лагерь подготовки террористов какой-то.

- Не-ет, - ухмыляются следователи. – На этот раз у неё мотив есть.

- Какой?

- За месяц до происшествия сын убийцы залез в дом к жертве и украл деньги. В деревне его знают хорошо. Пьёт, подворовывает, нигде не работает. Поэтому виновного жертва вычислила сразу. Пошла к соседке и потребовала отдать деньги. Обещала в случае, если вернут, заявление не писать. Соседка сначала в крик, в отказ, но понимала, что сыночек наследил, как только мог. И вычислят его очень быстро. Деньги вернули. Но жертва обиду затаила и заявление всё-таки написала. В день убийства был суд. Жертва возвращалась из города на автобусе, а убийца потратилась на маршрутку. Приехала на полчаса раньше, взяла в доме нож и затаилась возле остановки.

- А кто первые двое Потрошителей?

- Один из них нашёл тело, хотел позвонить в милицию. Но телефона у него не было. Так он пошёл к приятелю, попросил мобильный. Позвонил с него. Вот у нас и стало двое подозреваемых. Звонивший и владелец телефона.

- И они у вас сознались? Оговорили себя?

Молчат. И я молчу. Страшно мне, что с такими людьми приходится работать.

***

Через некоторое время, зимой уже, веду я мелкого в детсад. Идём по дорожке между пятиэтажками. С одной стороны гаражи, с другой – забор какой-то. Снежок мелкий. Идём, болтаем. А в самом углу двора стоит фордик. Старенький, ржавый местами. И, самое главное, окно у него открыто. И снежок уже внутрь салона падает.

- Вот раззява, - решил я. – Наметёт снега в салон, потом сидения сушить будет.

Походил  вокруг в поисках телефона, н нашёл. А мелкий тянет, в детсад опаздываем. Плюнул и ушёл. Наутро идём снова – фордик как стоял, так и стоит. И снега внутри уже сугроб.

И вот тут сомнения меня взяли. Надо бы мне звонить в ГАИ, узнавать владельца машины, поднимать панику. Потому что, судя по состоянию машины, владелец её пенсионер с кучей болячек. Так и представил я, что лежит он сейчас в своей квартире с инфарктом и умирает медленно.

Уже в карман за телефоном полез, и тут вдруг вспомнил свои приключения полугодовой давности. И двух сознавшихся убийц. И равнодушные лица следователей. Рука моя сама телефон в карман опустила. А вдруг криминал? И буду я через три дня сидеть перед столом вот такого равнодушного следователя и сознаваться в убийстве. Очень хорошо я себе это представил. И прошёл мимо.

На утро снова иду мимо. И опять у форда окно открыто. Я уж тут не выдержал. Как в прорубь прыгнул. Достал телефон и позвонил в ГАИ. Так, мол и так. Стоит форд, внутри сугроб. Я мимо проходил, заметил. Ищите хозяина.

После звонка полдня мучился, места себе не находил. Перебирал телефоны знакомых из милицейского начальства, готовился звонить им если что. А позвонили мне ближе к вечеру. Старческий голос долго благодарил меня за то, что я не остался равнодушным, не прошёл мимо машины. Он, оказывается приехал, да забыл окно закрыть. А фордом пользуется редко, хорошо если раз в две недели. За это время там полный салон снега намело бы.

Положил я трубку и вздохнул с облегчением. Кажется пронесло.

Продолжение следует.....

Отрывок из серии "Тёмная сторона" из книги "Палата номер пять" Автор Павел Гушинец (DoktorLobanov)  

Группа в ВК Автор Павел Гушинец (DoktorLobanov) https://vk.com/public139245478

Телеграмм-канал, куда же без него https://t.me/PavelGushinec_DoktorLobanov

Яндекс-Дзен https://dzen.ru/id/64ad2e06f5b9d8078647341e

Интернет-магазин Академкнига https://akademkniga-books.by/catalog/?q=%D0%93%D1%83%D1%88%D0%B8%D0%BD%D0%B5%D1%86&s=%D0%9D%D0%B0%D0%B9%D1%82%D0%B8
Вайлдберриз: https://www.wildberries.by/catalog?search=%D0%B3%D1%83%D1%88%D0%B8%D0%BD%D0%B5%D1%86
Книги автора на Литрес :https://www.litres.ru/pages/rmd_search/?q=%D0%93%D1%83%D1%88%D0%B8%D0%BD%D0%B5%D1%86

А мы сидим, тихо-мирно чай пьём. В железной печурке уютно потрескивают смолистые щепки, проверяющих в ближайшее время не предвидится, всевозможные игрища только на послезавтра запланированы. Благодать.

И тут в медицинскую палатку влетает солдат с вытаращенными глазами.

- Товарищ майор!

У нас внутри сразу всё упало. Сразу представилось, что кому-то из солдат танк на ногу упал, или, что ещё хуже, небольшое подразделение грибы в лесу отыскало и употребило. Были случаи.

- Выдохни, боец, - судорожно опустошив одним глотком половину кружки, произнёс Римский. – Все живы?

- Так точно!

- Уже хорошо.

- Точнее не «так точно», - вдруг смутился солдат. – Мы не поняли.

И совершенно не по-уставному развёл руками.

- Интересно, - отставив в сторону кружку, сказал майор. – Тут же двух вариантов быть не может. Пациент либо жив, либо мёртв. Мы же с вами не Буратины.

- Вам лучше самим посмотреть, - решил проблему солдат. – Меня послали вас позвать.

- Идём, - кивнул Римский, собирая консилиум из двух терапевтов, хирурга и меня, в качестве эпидемиолога до кучи, чтоб в палатке не отсиживался и не вызывал зависть вышестоящих товарищей.

Выбрались из палатки. Осеннее небо хмурится, мелкий дождик идёт, листья жёлтые кружатся, противно до жути. Сейчас бы в тёплом медпункте сидеть, а не вот это вот всё. Но долг Родине зовёт. Вслед нам оборачиваются солдаты и прапорщики. Ещё бы, целых пять врачей куда-то бредут, все серьёзными лицами, не за спиртом ли.

Боец привёл нас в западную часть лагеря, где громоздились неразобранные палатки, возвышались кучи лесного песка, перемешанные с прошлогодней иглицей, и валялись брошенные лопаты. Тут же сбились в испуганную кучку полдесятка солдат, чуть в стороне от них курили два молодых капитана.

- Ну, что тут у вас? – без прелюдий спросил Римский.

- Вот, товарищ майор, - один из офицеров указал на свежевырытый окоп.

Дальнейшие объяснения были излишни. Из сырого песка торчала массивная буроватая кость.

- Во попали, - покачал головой хирург.

- Погоди, может это эхо войны, - попытался успокоить его начмед. – если покопаться, то и снаряды, наверное, найдём.  

Кучка бойцов как по команде шарахнулась в сторону.

- Или в девяностые кого-то в лес свозили, - предположил хирург.

- А вдруг это вообще древнее что-то, - подал голос второй из пехотных офицеров. – Следы динозавров.

- Мелковато для динозавров, - решил Римский, черпавший знания по палеонтологии только из фильма «Парк Юрского периода».

И решительно спрыгнул в незаконченный окоп.

- Бойцы, вы чего инструмент-то покидали? Чуть ногу не сломал, - недовольно заметил он.

- С-страшно, товарищ майор, - отозвался один из солдат.

- Да чего тут страшно. Все там будем, - с пафосом Сократа и Аристотеля вместе взятых сказал Римский.

Он склонился над костью, почти уткнувшись своим длинным носом в бурую поверхность

- Лейтенант, у тебя ручка есть? – спросил Римский у меня.

Я протянул ему карандаш.

- Подойдёт?

- Самое то, - Римский осторожно, кончиком карандаша ковырнул кость. Потом смелее. Потом ткнул уже от души.

Кость сдвинулась со своего места, заскользила по песку и упала прямо под ноги начмеда.

- По поводу эха войны и разборок девяностых можно расслабиться, - глухо донеслось из окопа.

- Почему? – встрепенулись офицеры.

- На одном из концов найденной кости наблюдаю образование в народе называемое «копыто». А по латыни не помню, я не ветеринар. Вряд ли в девяностые на окраине нашего полигона закопали какого-нибудь демона или сатира.

- Так может всё-таки динозавры? – попытался настоять на своём один из офицеров.

- А что у вас, товарищ капитан, в школе по биологии было? – поинтересовался Римский.

- Это не имеет значения, - обиделся пехотинец.

- Понабирают по объявлению, - негромко пробормотал начмед. – Павел Владимирович, глянь своим эпидемиологическим взором. Что думаешь?

Я глянул. Точно. Копыто и есть. То есть найденная нами окаменелость ничто иное, как остатки конечности крупного рогатого скота. Ну или крупного, но не рогатого, то есть лошади. Я так-то тоже не ветеринар. И лежит это копыто в лесу, а это значит…

И тут каким-то периферийным участком мой мозг вспомнил, что может означать это таинственное захоронение в лесу бедной рогатой скотины. Конечно, скорее всего это моя фантазия разыгралась, но лучше перестраховаться.

- Вылазь-ка, Алекандр Васильевич из окопа, - сказал я. – Помой руки и ни к кому не подходи. А вы, товарищи офицеры, распорядитесь огородить место находки верёвками, и чтоб ни один из солдат к этому месту не приближался. Бойцы, участвовавшие в раскопках, тоже должны быть изолированы до выяснения обстоятельств.

- Паша, ты чего? – побледнел майор.

- Пока ничего, - негромко ответил я. – Но хотелось бы проверить одну версию. Вы, Александр Васильевич, понимаете, что такое скотомогильник?

И тут начмед начал материться. Матерился о столь долго и виртуозно, что даже вороны затихли, прислушиваясь. Ибо скотомогильник – это серьёзно. В неизвестные времена невинно погибшие коровы могли откинуть свои копыта от самых разнообразных инфекций. В том числе от сибирской язвы, а как подсказала мне уже сейчас распоясавшаяся память, «последний случай этого заболевания среди животных зарегистрирован в д. Хотомель Столинского района 10 августа 2019 года. По данным санитарно-эпидемиологической службы г. Минска, всего на территории РБ зарегистрировано 505 почвенных очагов сибирской язвы».

Это мы говорим про 505 зарегистрированных очагов. А кто даст гарантию, что мы сейчас не наткнулись на один из незарегистрированных?

- Товарищи офицеры, - обратился я к коллегам. – Прошу организовать изоляцию предположительно заражённых. Я – в местный центр гигиены и эпидемиологии, искать информацию.

- Может обойдётся? – начмед выбрался из ямы, но все его подчинённые шарахнулись в сторону от начальника.

- Может и обойдётся, но лучше перебдеть.

- А может ну их, эти следы динозавров, - предложил один из офицеров. – Прикопаем копыто поглубже и сделаем вид, что ничего не было. Солдаты подтвердят.

- Не могу, - вздохнул я. – Если версия подтвердится, то все контактные потенциально заражены опасным заболеванием.

Дальше снова были непечатные выражения. Но я их уже не слушал.

В городском ЦГЭ новости, что на их территории найден незарегистрированный предполагаемый скотомогильник очень обрадовались.

- Вот вечно от вас, вояки, одни проблемы, - выдала мне с ходу зав.эпид отдела. – То своими приблудами всю мобильную связь в округе вырубите, то кишечную инфекцию в район привезёте. Но со скотомогильником вы, конечно, все рекорды побили.

Поворчав, взялась, таки за работу. Позвонила ветеринарам, собрала бригаду из своих подчинённых и всего через пару часов мы целой толпой выдвинулись в сторону предполагаемого очага заражения.

Благодаря армейскому раздолбайству, мы довольно легко проникли на территорию лагеря, и я подвёл коллег к месту находки. И тут нас ожидал сюрприз. Я точно помнил, что, уезжая, приказал несостоявшийся окоп огородить и никого туда не пускать. Когда же вернулся, обнаружил, что вокруг него возится целая рота солдат, возводя откосы, барбеты, брустверы и прочие редуты. Кость с копытом, уже изрядно припорошенная вынутым грунтом, валялась в стороне.

- Где же оцепление? – уныло спросил ветеринар.

- Примерно здесь, - я кивнул на копошащихся солдат.

Пробегающий мимо офицер с подполковничьими погонами, внезапно затормозил и с гневом уставился на нас.

- Почему посторонние на территории лагеря? Кто пустил?

Я кое-как объяснил ситуацию.

- А, так это вы, умники, мне весь процесс учений срываете?! Иду мимо, а тут какую-то верёвочку натягивают и говорят мне, что бойцов в карантин повезли. Вы что, думаете, мы тут в бирюльки играем?!

Он попытался ещё как-то давить на комиссию и орать, но тут у зав.эпидотделом, что называется, «упало забрало» и она принялась орать на подполковника в ответ.

- Хотите вспышку сибирской язвы в своём пионерлагере?! Пожалуйста! Но учтите, что я зафиксирую, что проводить противоэпидемические мероприятия в очаге нам помешали именно вы.  Фамилия, звание?!

Подполковник притих и посмотрел на грозную тётку с уважением.

- Да чего там. Да я так. Делайте, что надо.

- Во-первых, отзовите бойцов с предполагаемого скотомогильника! Во-вторых, составьте список контактных и ваши медики должны дважды в день измерять им температуру. Списки мне на стол, с подписью командира. Для начала – хватит!

- Какая женщина, - восхитился подполковник.

Мне показалось, что он готов был на заведующей жениться.

Дальше началась собственно работа. Эпидемиологи и ветеринары облачились в спецкостюмы и стали напоминать персонажей восьмого плана из фильма «Обитель зла». Тех самых, которых в первую очередь сжирают зомби, когда вирус выходит из-под контроля. Уже обнадёживало.

Кость с копытом была извлечена из грунта и помещена в полиэтиленовый пакет. Кстати, сколько мы потом не копали, других останков бедной бурёнки так и не наши.

После забора главного вещественного доказательства, медики начали копать землю лопатками. Копнут разок, землю – в банку. А потом паяльной лампой лопатку обжигают. Солдаты всю работу бросили, собрались вокруг, смотрят. Ведь можно бесконечно смотреть на то, как горит огонь, течёт вода и работают другие. Тут как раз два из трёх.

Покопались, повторно разогнали бойцов по местам.

- Результаты будут нескоро, - заявила мне заведующая. – А сейчас выдайте нам полдесятка ваших охламонов, будем очаг обеззараживать.

Мне стало любопытно, как они это делать собираются и я потянулся обратно к машине. К лесу уже подъезжал «козёл» МЧСников, которые тоже приняли участие в веселье. Медики вытащили из багажника несколько старых шин, солдаты перенесли их на место раскопа. После чего всё вокруг было облито какой-то вонючей жидкостью и подожжено с разных сторон. Над лесом поднялся столб чёрного жирного дыма. МЧС расписалось в том, что ситуация взята под контроль.

- Это обязательно? – уныло спросил подполковник, наблюдая за бардаком, учинённым гражданским в его хозяйстве.

- Ещё поучите меня работать, - огрызнулась заведующая.

Участок выжгли и уехали.

Мы потом две недели наблюдали за контактными солдатами во главе с майором Римским. Ежедневно два раза измеряли им температуру. На нервной почве у всех температура прыгала и всё чесалось. К счастью, обошлось без сибирской язвы.

Я ещё потом участвовал в эпидрасследовании, то есть заполнял огромное количество бумажек. Из них узнал, что ветеринары катались в ближайшую деревню, расспрашивали местных на предмет исчезнувшей владелицы копыта. От деревни оставалось пять полуразвалившихся избёнок, и живущие там старики ничего внятного не ответили. Анализы почвы оказались отрицательными и новый скотомогильник на карте страны не появился.

По окончании учений раздавали награды и наказывали отличившихся. Я закономерно получил втык от командования, потому как вредный подполковник нажаловался на меня и всю вину за срыв сроков развёртывания лагеря переложил на меня. Ну, не в первый раз.

Майор Римский на нервной почве и в результате подозрения на заражение сибирской язвой, две недели проходил трезвый и злой.

Ещё и от него досталось.

На следующих учениях солдаты выкопали из грунта почерневший от времени собачий череп. Командир, жестко приказал хранить эту информацию в секрете от медиков и новые «следы динозавров» от греха подальше прикопать. Через пару недель один из солдат проговорился. Но было уже поздно, учения закончились.

Рассказ из книги "Седьмой пациент". Автор - Павел Гушинец (DoktorLobanov)

Напоминаем, что книги автора можно приобрести на Литресе, Вайлдберриз Оз.бай и в других магазинах. Ссылки в профиле.

Ещё больше историй, рассказов интересных фактов и мероприятий в группе автора в ВК https://vk.com/public139245478

И таки пора реанимировать Телеграмм-канал, а то что-то я его совсем запустил https://t.me/PavelGushinec_DoktorLobanov

Федотыч без всяких экивоков рассказывал, что он сидел. В его версиях реальности различались статьи и приключения, которые привели героя на скамью подсудимых. Впрочем, различались не сильно. Неизменным оставалось то, что Федотыч с подельниками украл продукцию с завода стекловолокна. Расхождения начинались, когда герой касался объёмов похищенного. В начале нашего знакомства это были «всего лишь два рулона» и слушателю предлагалось посочувствовать молодому искателю приключений, получившему пять лет за столь ничтожное преступление. Через год два рулона раздулись до «фуры стекловолокна» и теперь уже слушателю предлагали восхититься ловкости и предприимчивости Федотыча. Потому как, если бы его не поймали, жил бы сейчас герой на Канарах и попивал бы коктейли, не выходя из бассейна. Впрочем, история не знает сослагательного наклонения. Федотыча поймали на белорусско-российской границе и «впаяли» срок. К 1997-му он как раз «откинулся», но в существующую реальность вписаться уже не смог и быстро покатился по наклонной.

Последний участник триумвирата – Петрович, был интеллигент. Школьный учитель-гуманитарий. В его истории было всё просто и банально, даже скучно. Годами Петрович просвещал сумрачные умы подростков в одной из деревень района. Пытался привить им любовь к высокому слогу Пушкина и научить писать с минимальным количеством орфографически ошибок.

Подростки учить литературное наследие империи не хотели. Они хотели в ПТУ, много денег и друг друга. Над тонкими чувствами Наташи Ростовой глумились, смерть грузинского юноши Мцыри вызывала у них неприличные комментарии, из творчества Достоевского они хорошо выучили только название романа, главным героем которого был кроткий князь Мышкин. Тщетность работы толкала Петровича в депрессию. Он повадился по вечерам употреблять недорогие алкогольные напитки. И дотянул бы до пенсии, угас бы тихо в белорусской глубинке, отчаявшись объяснить новому поколению особенности склонения числительных. Но тут случился 1991-й, под топор лёг многолетний лес, а судьба щепок уже вообще никого не интересовала.

Петрович поступил как истинный интеллигент, то есть запил с утроенной силой. Начал появляться в школе в нетрезвом виде, в разгар обсуждения падежей поражал юных колхозников громогласным и немелодичным храпом. Однажды на уроке поспорил с девятиклассником о творчестве Тютчева и был бит как самим девятиклассником, так и его товарищами. После перенесённого позора от школы Петровича отлучили, а ничего иного, чем нести подросткам «доброе-вечное» он не умел. Следовательно, запил уже без препятствий. Жена от него ушла, детей не нажил. В 1995-м, отстрадав очередную голодную зиму в неотапливаемом доме, понял, что не выживет и подался в город.

Там познакомился со старожилами, которые научили его уму-разуму. В больнице прославился тем, что наизусть читал медсёстрам и санитаркам огромные куски из «Евгения Онегина» и пулемётной очередью выдавал то сонеты Шекспира, то рубайи Омара Хайяма, то высокие вирши собственного производства.  

Как литератор литератора я его понимал и жалел.

Встречаясь в приёмном отделении, «три товарища» приветствовали друг друга с искренней сердечностью, обмениваясь новостями из бездомной жизни и хвастаясь дислокацией, из которой их в очередной раз забирал милицейский патруль.

Обычно, для привлечения внимания, бомжи располагались в людном месте, на газоне. Лежали, раскинув руки в стороны, или скорчившись в позе эмбриона (тут уж как душа просила). Благоухали ароматами алкоголя и немытого тела. Кто-то из прохожих вызывал «скорую», милицию. И любителя приключений с комфортом доставляли в приёмку. Лежать на газоне на больнично-бездомном сленге обозначалось «расти».

- Михалыч, ты где сегодня рос?

- На площади, перед исполкомом. А то народишко нынче бездушный пошёл. На прошлой неделе у музей прилёг, так два часа мёрз, все мимо ходили. А сегодня уже через двадцать минут приняли.

- А Федотыч вчера под памятником Ленину рос. Тоже быстро забрали.

- О, спасибо за наводку, доктор. Я учту.

Михалыч переодевался в чистое больничное бельё и уже через полчаса прогуливался с приятелем по лестницам, курил с санитарами морга, философствовал и наслаждался жизнью.

На следующий день привозили Петровича, его встречали радостными воплями и почти неделю мы лицезрели полный комплект триумвирата. Бомжи правила знали, режим не нарушали, вели себя тихо, ели, что дают и просили добавки. Выписываясь, галантно целовали тёте Вале ручку.

- До свидания, мадам. Увидимся в ближайшее время.

В своих ночных блужданиях по больнице я не раз натыкался на троицу, перешёптывающуюся в тёмных закоулках старой больницы. И умилялся той заботой и доверительностью, с которой относились друг к другу эти опустившиеся и несчастные люди. 

Разлад произошёл внезапно и неожиданно.

В середине дождливого октября в приёмное привезли Михалыча. Вечерело. Дневной поток пациентов уже спал, и больница потихоньку готовилась к ночному режиму с его внезапными «экстренными». Михалыч устал от воли, «рос» на газоне у фонтана и был привезён милицейским нарядом. Ввиду того, что медсестра оформляла полного мужчину с обострением холецистита, Михалыча посадили на скамеечку сохнуть и ждать своей очереди. Бомж не возражал, процедура была для него привычной.

И тут во дворе заскрипели тормоза и в приёмку вихрем ворвалась бригада скорой. Привезли Федотыча. Тот рос в парке и имел отягчающие обстоятельства в виде разбитой кем-то головы. Скоряки по-быстрому обработали рану и обмотали её бинтом, но чувствовал себя Федотыч плохо. Закатывал глаза и валился на бок.

Бомж-то бомж, но человек же. Засуетились врачи, позвали невропатолога, раскочегарили ЭЭГ. Михалыч ревниво поглядывает на специалистов, окруживших товарища. Про него-то самого за всей этой суматохой подзабыли.

Михалыч поймал за полу белого халата пробегающего мимо санитара Виталика.

- Виталь, а я как?

- Погоди, Михалыч. Не до тебя сейчас. Видишь – работа у нас.

Равнодушие Виталика обидело Михалыча ещё больше. Он поймал уже фельдшера Татьяну, идущую в лабораторию с анализами.  

- Танюша, я же первый приехал. Чего сижу тут?

- Михалыч, ну ты чего? Видишь, у друга твоего голова разбитая. Кровь идёт. А вдруг серьёзное ЧМТ, надо же проверить.

- Ничего у него не ЧМТ, - пробурчал Михалыч. – Башка у него крепче кирпича. Вот я вчера тоже упал, головой о бордюр треснулся. И ничего, не ною.

- Михалыч, не сочиняй, - отмахнулась Татьяна.

Федотыча с комфортом повезли на каталке в процедурку. Сделали ЭЭГ, повторно, уже более тщательно обработали раны. Михалыч страдал. Он пытался привлечь к себе внимание, шумел, размахивал руками, но всё, чего он добился, это вялое сочувствие санитарки тёти Вали, которая старательно внесла его данные в журнал и повела переодеваться. По сравнению с той свитой, что собралась вокруг ложа Федотыча – жалкое зрелище.

Федотыч, конечно, перенёс травму удивительно легко.

- Ну какое там сотрясение мозга, - брюзжала в коридоре тётя Валя. – Чему там сотрясаться.

Бывший зек отлежался, отоспался и выбрался в коридор, ослепляя каждого встречного белоснежной яркостью свежего бинта. На лестнице ему попался старый приятель и Федотыч бросился к нему с раскрытыми объятиями.

- Михалыч, здорово.

- Добрый день, - необыкновенно холодно отозвался тот.

- Михалыч, ты чего? Не узнаешь спьяну? Это же я.

- Отчего же. Узнал, - с пафосом, достойным старорежимного графа ответил инвалид.

Федотыч отшатнулся, обиженный его отчуждённым тоном.

- Мы ж с тобой столько…. А ты… Чего вдруг?

Михалыч отвечать не стал и с достоинством удалился. Федотыч пожал плечами и двинулся в морг к санитарам, стрелять сигарету. С тех пор между бывшими товарищами пробежала кошка. Несчастный учитель Петрович страдал, не понимая, что случилось с его друзьями. Ему, пожалуй, приходилось хуже всего. Он метался между Михалычем и Федотычем, пытался дружить и с тем, и с другим. В ответ его обижали с обеих сторон. В конце концов и он не выдержал, обложил приятелей нелитературно и впервые за всю историю ушел из больницы, нарушив режим.

Шли недели. Осенняя слякоть сменилась первыми морозами. Потом всё растаяло и город снова утонул в слякоти. «Товарищей» не было видно. Однажды утром я выбрался из тесного нутра городского автобуса на опостылевшей остановке и двинулся в сторону больничных корпусов, заступая на очередную суточную смену. Навстречу мне тут же попался ковыляющий Михалыч, похожий в утреннем тумане на какого-то искажённого фантасмагорического Джона Сильвера, потерявшего в скитаниях верного попугая.

- Привет, Михалыч, - поздоровался я. – Что-то давно тебя не видно. Пристанище нашёл?

- Не нашёл, - поморщился одноногий. – Но к вам в больницу не пойду. Там ЭТОТ.

- Кто? – не понял я.

- Зэчара бывший.

- Федотыч что ли? Вы же друзья.

- Таких друзей, за ноги - и в музей, - в сердцах бросил Михалыч.

Хотел я его разговорить, но время поджимало, вот-вот должна была начаться планёрка. Вздохнул и побежал дальше. А Михалыч остался грустить.

Дня через два я встретил возле магазина ещё одного члена триумвирата. Бывший учитель Петрович сидел на скамейке, в двух шагах от газона, курил добытую сигарету и мрачновато поглядывал на меня.

- Петрович, сколько лет, сколько зим.

- Здорово, доктор.

- И тебя уже пару месяцев не видно. До лета ещё далеко. Когда ждать?

- Не пойду, - пробурчал Петрович.

- И ты туда же. То Михалыч истерит, то ты. У тебя что случилось?

- Да всё тоже. Сидят там оба эти товарища. Собачатся – смотреть противно. Не пойду.

- Ты подумай, Петрович. На следующей неделе заморозки обещают. А вон газон удобный. Иди, может, расти, а я карету вызову.

- Не пойду, - упрямо замотал головой бомж. – Нехорошо мне там. Негатив кругом. Слово им не скажи – мигом обматерят. Я уж лучше тут.

И он спрятал нос в потёртый воротник из искусственного меха.

Троица не появлялась в приёмном до лета. Кое-как перетерпели самый трудный для бомжей осенне-зимний период, встретили весну. Петрович пару раз появился на задворках пищеблока, получив от сердобольной тёти Вали миску борща. Но в отделение ложиться категорически не хотел. Несмотря на то, что ему торжественно обещали, что никого из его «товарищей» в больнице нет. Михалыча я ещё раз встретил на остановке. Он стрелял у прохожих сигарету и с воодушевлением рассказывал, что через месяц собирается податься на юга, через украинскую границу, к тёплому Чёрному морю.

А в конце апреля ночной покой приёмного взорвался, как китайская хлопушка. Примерно в три часа во дворе одновременно затормозили две скорые. Из первой с матюками и воплями выбрались несколько прилично одетых, но изрядно потрёпанных гражданина в состоянии нелёгкого алкогольного опьянения. Из второй – наша благоухающая троица, тоже в весьма плачевном виде. «Приличные», капая кровью на безнадёжно испорченные белые рубашки, порывались бомжей побить. Те огрызались, плотно держа оборону. Встревать в драку санитарам приёмного было не с руки, поэтому вызвали ближайший наряд ППС. Он-то и развёл буянов по разным углам отделения.

История битвы была достойна Ипатьевской летописи. Пути бойцов сошлись в одном из самых популярных заведений города, ресторане «Белая Русь». «Приличные» пациенты отмечали там свой корпоратив, а Михалыч по опыту знавший, что нетрезвые люди щедры на подачки, ошивался неподалёку. Тут же, притянутые огнями и музыкой корпоратива, ожидали своей доли Петрович с Федотычем. Друг на друга бывшие товарищи старались не смотреть и двигались параллельными маршрутами, не пересекаясь.

Около двух часов ночи группа отдыхающих вышла на улицу покурить и тут, на свою беду, Михалыч подошёл к ним, чтобы поклянчить сигарету или пару рюмок того, что они за столом пили. Зная его, я уверен, что просил бомж максимально вежливо, велеречиво, с креативом. Ибо не раз наблюдал его сценические выступления. Но отдыхающим его обращение не понравилось и они, вместо того, чтоб просто послать люмпена подальше, начали его бить. Скорее всего у кого-то после лишней рюмки чесались кулаки, а завязывать драку с коллегами и друзьями не хотелось. А тут – практически беззащитная жертва. Ещё и убежать не может, ибо инвалид.

Михалыч стоически вынес несколько ударов, лишь прикрывая руками голову. А потом, таки не выдержал и после сильнейшего хука, упал на грязный асфальт. Его принялись бить ногами. Михалыч уже смирился, скорчился, когда приличные люди устанут. Но в этот миг из темноты с нечленораздельным воплем выскочил Федотыч, вооружённый неизвестно где подобранной арматурой. В арьергарде бывшего сидельца, как и положено интеллигенции, держался Петрович, добывший кусок гнилой доски, украшенной страшными ржавыми гвоздями.

Положение мигом поменялось. «Приличные», осыпаемые ударами с двух сторон, начали отступать к крыльцу ресторана. Михалыч, наоборот, поднялся и присоединился к товарищам, пиная обидчиков увесистым протезом. Вместе они загнали отдыхающих в ресторан, но на границе благоразумно остановились, ибо наблюдавший за свалкой равнодушный вышибала, отбросил в сторону окурок и грозно посмотрел на бомжей.

- Вась, ну ты видел? Они ж сами! – крикнул охраннику Федотыч.

- Видел, - пробасил в ответ вышибала. – Но работа есть работа.

Бомжи удовлетворились местью и собирались было ретироваться, но тут к входу в ресторан подкатили сразу две «Скорые». Их вызвали испуганные девушки из сопровождения отдыхающих. Без дальнейших разговоров обе стороны конфликта были упакованы в «буханки» с красными крестами. Причём «приличные» шли охотно, демонстрируя каждому встречному страшные раны от арматуры и гвоздей. Им пообещали по три укола от столбняка, и пострадавшие немного успокоились. Бомжи ехать не хотели, но расквашенная физиономия Михалыча пугала фельдшера, и он настоял на транспортировке.

Именно так вся эта компания оказалась у нас в приёмном.

Были крики, взаимные обвинения, заявления в милицию. Были попытки подкупа со стороны «приличных» и обещанные уколы от столбняка. Федотыч от госпитализации гордо отказался и ушёл в рассвет с заклеенной пластырем физиономией, поддерживаемый с двух сторон покачивающимися товарищами.

А через неделю Михалыч был привезён к нам в отделение. Нетрезвый и весёлый он рос на газоне и с радостью отдался в руки скоряков.

- Наши тут? – с порога спросил он.

- Петровича ещё вчера привезли, - ответила ему тётя Валя. – А Федотыча ещё не видела.

- Прие-е-едет, - довольно улыбнулся щербатым ртом бомж. – Узнает, что я здесь и приедет.

И мы облегчённо вздохнули. Три товарища помирились.

Рассказ из книги "Седьмой пациент". Автор - Павел Гушинец (DoktorLobanov)

Ещё больше историй, рассказов интересных фактов и мероприятий в группе автора в ВК https://vk.com/public139245478

Книги автора можно приобрести по ссылкам в профиле

И таки пора реанимировать Телеграмм-канал, а то что-то я его совсем запустил https://t.me/PavelGushinec_DoktorLobanov

- Я же не курю.

- А-а, точно. Ты ж спортсмен. Тогда расскажи чего.

Я присел на спинку скамейки рядом с ними. И остался. Потом подошли Светка с Алесей, Толик, Малой. А за ними – остальная компашка. Посидели, поболтали.

На следующий вечер я опять пошёл. Бабушка заволновалась:

- Что-то от тебя сигаретами пахнет. Ты не куришь?

- Да ты чего, баб? Я в лифте ехал, там какой-то мужик накурил. Вот запах и впитался.

Какой лифт, у меня же первый этаж! Но бабушка поверила. Или сделала вид, что поверила.

Через неделю я был на скамейке как свой. Знал все приколы, всю историю отношений. Компания расступилась, чтобы принять меня в свои ряды. И сомкнулась снова. А длинные волосы, черные майки и «Металлика» остались где-то снаружи.  

Интернета тогда особо не было, поэтому мы собирались на скамейках, а когда становилось холодно - в подъездах между вторым и третьим этажом (между первым и вторым был люк мусоропровода – воняло, да и жильцы с ведрами помоев могли нагрянуть). Сидели, пили пиво или недорогое плодово-ягодное вино, а если удавалось достать, то и чего покрепче. Неумело тискали девчонок.

Будущее виделось простым и безоблачным. После школы на выбор два училища. Если повезёт, то 89-е, от нефтехимического завода. Если не повезёт – 28-е от строителей. Были сумасшедшие вроде меня, которые планировали попасть в другие учебки, в военную Академию, к примеру, но это скорее исключение. Училища – кузница кадров нашего города.

Отцы моих приятелей тоже заканчивали одно из училищ и трудились в той или иной сфере. «Заколачивали» неплохие деньги и другого будущего своим потомкам не желали. Лет двадцать назад они были такими же гопниками, только с уклоном в комсомол и марксизм-ленинизм. Поэтому не видели ничего плохого в наших посиделках. Ещё и денег на сигареты подкидывали.

И их отцы, наверное, тоже так сидели. Хотя нет. Их отцы строили этот город, этот завод и эти подъезды. И детей стругали, чтоб было кому в этих подъездах сидеть.

Подъезд – это отдельная тема. Это крыша над головой, теплая батарея под задницей. Это сухо, когда на улице дождь или снег. Это место, в котором нельзя плеваться под ноги, сорить семечками, потому что если жильцы разозлятся – то выгонят нафиг и ищи тогда новое пристанище.

Ещё он должен располагаться близко от места жительства каждого участника компании. И путь к нему не должен проходить через территории враждебных групп. Целая наука.  Подъезд искали долго. Оседали в нем крепко. Притаскивали какую-то сломанную мебель, даже коврики. Меняли место неохотно. Только в экстренных случаях.

Бесились как-то в этом самом подъезде. Подростки, энергии много, девать некуда, ещё и пиво ударило по мозгам неокрепшим. Толика обуяла страсть, и он носился за Светкой с недвусмысленными намерениями. Светка с визгом и хохотом убегала. Носились минут пять, наступая всем на ноги и толкаясь. Толик, неуклюжий идиот, повернулся как-то не так, взмахнул рукой, пытаясь ухватить Светку за высветленные космы, и выбил локтем стекло. Ну вот где мозг у человека?  Мы потом в этот обжитый подъезд месяц не показывались. А там так удобно было – большая батарея у стены, можно и посидеть, и пятую точку погреть, если за окном холодрыга.

Скитались из-за Толика и Светки по углам чужим, по серым подворотням, да неуютным подвалам. Потом набрались храбрости и пришли «домой». Бли-ин. От стекла даже осколков не осталось. В дыру ветер задувает, подоконник весь мокрый.

- Видишь, что ты натворил, - ворчит на Толика Игорь. – Башкой бы тебя в это окно.

Только уселись, только пиво открыли  - открывается дверь на втором этаже. Выскакивает мужик – хвать Лёшку за шиворот. Остальные врассыпную.

Мужик спрашивает:

- Вы стекло выбили?

- Что вы, дяденька! – Лешка включает жалобный режим. – Это не мы! Нас тут вообще не было.

- Да как же не было – вы тут раньше каждый вечер заседали, а как стекло полетело – вас и след простыл!

Потрепал Лёшку для виду, потом вытащил из коридора лист фанеры и заставил вставлять вместо стекла.  Мы в этот подъезд больше не совались. А Лёшка дождался вечера и собственноручно прибитую фанеру выломал. Раскрошил на мелкие куски. Просто так, из анархистских побуждений.

Мы были гопниками. Не совсем классическими, потому что привычного «гоп-стопа» с вечными вопросами: «мелочь есть? А если найду?» не практиковали. Лёшка с Толиком практиковали, но только когда на пиво не хватало и в отрыве от общего коллектива.  А чтоб массово, да постоянно – нет, это не к нам.

В остальном образы были идеальными. Короткие стрижки, в кассетнике – попса вперемежку с блатняком. Пиво, ленивые разговоры ни о чём. Летом и весной – «квадрат» во дворе, зимой – карты. Песни вполголоса. Но это так, после третьей бутылки пива.

***

Лешка выучил три аккорда и изгалялся на раздолбанной, не знавшей настройки гитаре.

- Витька любит сало, дайте ему сало…

Гениальная песня собственного сочинения. Всего две строки, но сколько души. Я потом по радио слушал хиты, так в них иногда было меньше смысла. И главное, можно подобрать под любого слушателя.

- Пашка любит сало, дайте ему сало, - это он лично мне спел. Душевно.

***

В период тотального дефицита сахара, бабушка где-то достала целый мешок сахарозаменителя для диабетиков. Белые колючие шары. Твёрдые – зубы сломаешь. И на вкус – гадость редкая.

Целый год мы с этими шариками пили чай, грызли вместо конфет. Я ненавидел привкус этого сахарозаменителя, но не мог оторваться, как от семечек. Бабушка расфасовала мешок по разнокалиберным полиэтиленовым мешочкам, мешочки эти рвались и шарики рассыпались по полу и шкафчикам. Они валялись по всем буфетам и  полкам, прокрадывались в холодильник, находились в посуде и духовке. Годы спустя они ещё попадались в бабушкиной квартире в самых неожиданных местах. Последний я выкинул, когда делал капитальный ремонт. С обдиранием обоев, выламыванием плинтусов, заменой пола.

А через год нашёл белый колючий шарик в батарее. Когда я красил эту батарею – никакого шарика там не было.

Так вот я эти шарики таскал в карманах, приносил их в подъезд. Грызли их всей толпой. Плевались, а грызли. Потом родители Толика привезли с деревни огромный мешок семечек и нас отпустило.

***

Вечный круговорот отношений. Сегодня Светка с Игорем. Назавтра они поругались из-за того, что она выцыганила последнюю сигарету, не оставила Игорю даже затяжки. Поорали друг на друга – Светка ушла к Лёшке. Вечером Игорь с Лёшкой подрались. Светка обозвала всех придурками и ушла домой, уроки делать.

На следующий день явилась и не может определиться, вернулась она к Игорю или уже с Лёшкой мутит. А парни страдают,  стараются на неё не смотреть, мрачно затягиваются сигаретами.

Был бы среди нас какой-нибудь Шекспир, замутил бы историю почище «Ромео и Джульетты». Лёшка, к примеру, сочиняет отличные байки. Просто на ходу выдаёт такое, что не знаешь – верить ли или заранее ржать начинать. Он бы смог. Но писать не любит. В слове из трех букв сделает четыре ошибки, по русскому – стабильное «два» в четверти. Некому увековечить историю Светки и её поклонников.

***

А ещё в нашем дворе жили две сестрицы Катя и Маша. Катя была старшая, ей к тому времени натикало лет 17-18, Маше едва исполнилось  15. Естественно, Катя считала себя намного старше, мудрее, ну и всячески Машу гоняла. Особенно в амурных делах. А ещё у Кати была подружка-врагиня Ленка. Как это принято у девушек, в глаза они чуть не целовались, а за спиной Катя Ленку осуждала. Осуждала за связь со взрослым тридцатилетним мужчиной.

- Представляете, - с возмущением рассказывала она нам. – Сидим мы на кухне, на гитаре играем. А этот заходит: «Что играете? Окуджаву?» Представляете? Окуджаву? Да он динозавр! Человек другого поколения! Что она с таким старпёром делать будет?

Мы киваем. Катька для нас – вообще авторитет. Она школу бросила, и швейное училище бросила. Торгует сейчас на рынке колготками. Зарабатывает прилично. Жизнь удалась.

***

Город делился на районы. В каждом районе своя молодёжная банда. Не то, что мы, эти числились настоящими гопниками. С общаком и жизнью по понятиям. Наш двор – на тревожной пограничной территории. Между «шараями» и «барбосами». Спорные кварталы, пустынный участок постоянных стычек. Рейнджеры, кактусы и перекати-поле. А мы то ли в виде сторонних наблюдателей – индейцев, то ли в виде падальщиков-койотов.

Дом наш примыкал к задней стенке кинотеатра «Минск» - извечного места дискотек «барбосов». Так что мы вроде числились барбосовскими. Гопники из «старшей» банды иногда удостаивали разговором. Стреляли сигареты и делились произведениями устного народного творчества. На Диком Западе рассказывали о Поле Баньяне и Всаднике без головы. У нас во дворе рассказывали о Воване – Первом Барбосе. Я потом искал истории об этом человеке в Интернете. Не нашёл. Жаль, красивые были байки.

Шараи тоже иногда заглядывали, но относились враждебно. Могли и по шее дать. Поэтому их тут не любили. Но были и те, кого не любили ещё больше. Дети кавказцев с рынка. Их набралось не то чтобы много, но они отличались какой-то организованностью. Если цепляли одного – мигом прибегали все остальные. А ещё они массово тренировались в местном бойцовском клубе.

Приходит как-то вечером в подъезд Толик. Задумчивый такой. Лицо такое странное. Толик – задумчивый? Такого отродясь не было.

- Чего ты? – спрашиваем.

- Есть такое слово – дилемма, - бормочет Толик.

- Ну ты дал! Умничаешь?

- Я другого термина не подобрал. Иду я сейчас мимо рынка, а там два малых хачика лупят Ваську-шарая. С одной стороны – их двое, да ещё хачи и вообще не наши. Надо вроде как помочь. С другой стороны – он у меня неделю назад мелочь на пиво у магазина отжал. И мне как-то радостно, что ему достаётся. Бабки вокруг ещё разорались: «Помоги мальчику! Что ты стоишь?!»

- А ты?

- А я выбрать не могу, кому из «мальчиков» моя помощь нужнее. Без меня хачи Ваську сильно не отпинают – здоровый больно. Да и он с двумя не справится. Разойдутся при своих. Так и ушёл я в задумчивости.

***

И ещё о философии. Сидели как-то, пиво на скамейке пили. Мимо бежит мужик в трусах. Серьёзный такой, дышит равномерно. Спортсмен, короче.

А Толик опять в состоянии прострации. Смотрит в пустоту, в Вечность.

Я говорю:

- Вот смотри, мы тут бухаем, а человек здоровье бережёт. Бегает.

- Человек, - задумчиво бормочет Толик. – Человек. Человек-паук.

И делает большой глоток из бутылки. Что они тогда в пиво подмешивали?

***

Не знаю, чем бы кончились мои посиделки на скамейках и по подъездам. Годам к семнадцати некоторые из моих соплеменников уже щеголяли судимостями, попадали в разные истории. Отца у меня не было – мозги вправить некому.

Но тут из армии пришёл сосед Мишка.

По молодости и глупости бегал Мишка на разборки с соседним районом. Толпа на толпу. «Барбосы» на «шараёв». Был он спортивный, тренированный, злой, но отхватывал не раз. Приходил домой в синяках, с разбитым носом, рубашка-майка в крови, своей и чужой. Потом изменился очень. Ушёл из старой своей компании, за ум взялся. А после армии это уже совсем другой человек был. Вот и стал он меня как-то вытягивать.

Приходят к примеру, ко мне Толик с Лёхой:

- Пошли пиво пить.

А тут Мишка из двери, как чертик из табакерки.

- Не, пацаны. Ему в Академию поступать. Мы сегодня решили на турники вечером сходить. А после пива – какие турники.

И идём вместо подъезда подтягиваться. Раз, другой. Он мне историй всяких расскажет. Про армию, про жизнь в старшей банде, про то, как там вообще несладко, и законы волчьи. Потихоньку мозги вправлял. Меня и отпустило.  

Последняя моя гастроль была летом перед выпускным классом. Завалились в гости Толик с Лёхой, Малой и Светка. Светка в юбке по самое «нихочу», у пацанов  - пакет, в котором что-то заманчиво позвякивает.

- Пошли, погуляем.

- Да лень чего-то.

- Пошли,  на стадион кенты какие-то приехали. Песни петь будут.

- У меня денег нет.

- Так вроде бесплатно. Сядем, как люди, пива попьём. Послушаем, что петь будут. Пошли, лето же.

Согласился. Пока шли, Толик пакет нести устал. Мы сели на скамейку на полдороги и весь пакет без закуски прямо там уговорили. До стадиона так и не добрались. А жаль, концерт, говорят, ничего получился. Уже в сумерках, я со скамейки поднялся, на неверных ногах шагнул в сторону. Светка сосалась с Лешкой, поэтому они ничего не заметили. Один Толик поднял голову.

- Домой?

- Ага. Пойду. Холодно чего-то.

- Иди. Увидимся завтра.

И я поковылял в сторону своего дома.

Лет через пять, уже одолев четвёртый курс медицинского университета, я приехал в родной город и  вечером пришёл в наш подъезд. Лёшка отрастил пузо и второй подбородок, Коля сходил в армию и добавил к своим байкам несколько историй. Светка забеременела, выскочила замуж. Малой уехал. В компании прибавилось несколько новых лиц. Но разговоры были о том же. Кто сколько выпил, кому потом было плохо, а кто может бутылку из горла – и хоть бы хны. Среди барбосов и шараев произошёл очередной передел территории, но их разборки надоели местному начальнику милиции, поэтому многих повязали. Бандам нанесли непоправимый урон, и они медленно отходили в легенду.

Я посидел немного, мне стало скучно, и я ушёл.

А группа, на выступление которой мы тогда так и не попали, называлась «Ляпис Трубецкой».

Рассказ из книги "Пора в отпуск". Автор - Павел Гушинец (DoktorLobanov)

Ещё больше историй, рассказов интересных фактов и мероприятий в группе автора в ВК https://vk.com/public139245478

И таки пора реанимировать Телеграмм-канал, а то что-то я его совсем запустил https://t.me/PavelGushinec_DoktorLobanov