Продолжение поста «К вопросу о судах об определении места жительства ребенка после развода родителей»
Я собственно к тому, что никто ничего не скрывает, но это так весело что никто не задумывается над тем что все это правда.
Я собственно к тому, что никто ничего не скрывает, но это так весело что никто не задумывается над тем что все это правда.
Ранняя советская власть выступала с критикой традиционной семьи и домашнего хозяйства. Маркс и Энгельс утверждали, что за ликвидацией частной собственности последует эмансипация женщины, что позволит отношениям полов стать абсолютно частным делом. Основываясь на этих представлениях, Ленин говорил, что в будущем неоплачиваемую работу домохозяйки и заботу о детях будут осуществлять общественные столовые, ясли, детские сады и другие заведения, а значит, и официальный брак отомрет сам по себе. В своей статье, опубликованной в журнале Central European History, историк Лорен Камински рассказывает о том, как общество не дало воплотиться этой утопии.
По дороге в светлое будущее
В декабре 1917 года одними из первых принятых декретов стали постановления о расторжении брака и гражданском браке. Через год Центральный исполнительный комитет утвердил Кодекс законов РСФСР об актах гражданского состояния, брачном, семейном и опекунском праве, основанный на правах человека и равенстве полов. Тем не менее в нем оставались такие понятия, как регистрация брака, выплата алиментов, а также другие условно устаревшие положения, необходимые на время переходного периода, пока страна строит социализм. Этот документ вводил институт гражданского брака (в качестве альтернативы церковному), облегчал процедуру развода и отказывался от концепции внебрачных детей во имя освобождения женщины.
Он также устанавливал право одного из супругов, находящегося в нужде, требовать при разводе содержания от своей бывшей половины. Внебрачные дети объявлялись «детьми родителей, не состоящих в зарегистрированном браке», — советская власть готовилась к временам, когда люди будут заключать свободные, незарегистрированные союзы. Такая осторожная формулировка впоследствии привела к тому, что в нормах Кодекса 1926 года было зафиксировано право одного бывшего супруга требовать алименты от другого только на основании факта сожительства. Церковный брак к тому времени уже был менее популярен, чем гражданский, а значит, следовало перейти на новую ступень на пути к истинно свободным отношениям полов. Права партнеров должны были быть защищены, а обязанности — соблюдаться.
Однако в более поздние сталинские времена политика партии существенно изменилась. В 1936 году приняли новую Конституцию СССР и новый семейный кодекс, отвергавший «новую мораль» 1920-х годов, укрепляющий значение официального брака и запрещающий аборты. Тем не менее в нем сохранилось положение о праве требовать алименты для ребенка, рожденного вне зарегистрированного брака. Статистика свидетельствует о том, что женщины (и тем более мужчины), не состоящие в официальном союзе, достаточно редко делали это. Однако в советском общественном сознании сформировался четкий образ «алиментщицы», родившей ребенка вне брака специально для того, чтобы получать содержание.
Гражданская позиция
В июне 1940 года в советском журнале «Работница» была опубликована статья «Юридическая консультация (алименты)». Ее автор — глава Управления судебных органов Наркомата юстиции СССР Мария Гречуха — объясняла, что советская женщина имеет право подать заявление на установление отцовства, предоставив в ЗАГС данные о предполагаемом отце, после чего может требовать от него выплаты алиментов.
Читатели стали присылать в редакцию журнала письма в ответ на эту статью, а редакторы переправляли их в Наркомюст. Некоторые были опубликованы, но лишь те, которые соответствовали официальной позиции властей. Однако в архивах сохранилось множество свидетельств того, что мнения были разными.
В ноябре 1940 года в редакцию «Работницы» пришло письмо от женщины по фамилии Федотова. Она хотела поведать читателям о «женщинах, которые нарушают права семейных мужчин». Федотова говорила о себе как о «жертве закона», который необходимо изменить, чтобы «укротить аппетиты алиментщиц».
Описывая таких женщин, она основывалась на собственном опыте. Два ее сына так и не вступили в брак, так как оказались «связанными по рукам и ногам» некими «хищницами». Федотова жаловалась, что ее дети вынуждены платить алименты женщинам, с которыми они вступили во внебрачные отношения, в результате чего они теперь не могут устроить свою личную жизнь. «Дошло до того, что мужчины стали сторониться женщин, в каждой из которых они видят желание заставить их платить алименты», — предостерегала она. Наконец, Федотова заключала, что эту ситуацию может изменить только поправка в законе, ведь только «закон пробуждает чувство ответственности в женщинах». Это письмо было не единичным. Группа женщин, представившихся как «коллектив нашей Советской страны» в лице неких Щучкиной, Сак, Ефимовой и Колотиновой, просила обратить внимание властей на гражданок, которые «ведут себя бесстыдно и беспощадно по отношению к нашим мужьям и детям». Они приводили в пример ситуацию из собственного опыта: молодой мужчина по фамилии Павлов женился на «отсталой и некультурной женщине» Любови Клименко, с которой зачал ребенка. Но вскоре Клименко развелась с ним, так как «он ей не нравился», и вышла замуж за железнодорожника, ударника, и прожила с ним шесть лет, родив второму мужу двух детей.
Муж Любови постоянно был на работе, а она сама «ничего не делала, только в магазин ходила». «Люба всегда напомаженная и приодетая, шляется где ни попадя», — жаловалась инициативная группа. По словам женщин, за детьми Любовь не ухаживала, и мужу приходилось самому их мыть и убираться в квартире. В один прекрасный день он выгнал ее из дома. Тогда она повела в суд Павлова, где его обязали платить Клименко алименты за первого ребенка.
Павлов тоже женился во второй раз, и от второго брака у него была дочь. Теперь он вынужден платить алименты в размере 300 рублей в месяц, и в результате его семье остается всего пять рублей. Женщины, написавшие это письмо, требовали изменить законодательство, чтобы исключить такие случаи. «Нам кажется, что там, где много женщин, должны быть более суровые законы», — заканчивали они.
Традиционные ценности
Щучкина, Сак, Ефимова и Колотинова, как и Федотова, демонизировали «алиментщицу» — мать-ехидну и тунеядку. Заклеймив такую женщину позором, они использовали образ классового врага, словно сошедший с советских карикатур времен НЭПа.
Косметика, модная одежда, любовь к танцам и прогулкам — символы потребления, независимости и сексуальности — показывались как признаки «буржуазного декадентства». Жалобщицы провозглашали себя хорошими матерями и достойными гражданками своей страны, в то же время дистанцируясь от образа независимой женщины, равной в правах с мужчиной. Сыновья и знакомые, истории которых они рассказывали, всегда представали образцом трудолюбивого человека. Молодые матери, получающие алименты, выступали не только разрушительницами «здоровых» советских семей, но преступницами, паразитками и «непродуктивными элементами», пользующимися доверием государства и общества.
Приведенные выше письма — лишь одни из многих на эту тему. Их авторы утверждали, что советские законы должны защищать не матерей-одиночек, а официальные семьи, осуждая развод и внебрачный секс. Улучшение материального положения одних женщин другие понимали как собственную потерю, так как считали, что у детей, рожденных в законном браке, больше прав, чем у рожденных вне брака.
Назад в прошлое
Эти письма изучали в наркомате юстиции и относились к вопросам, поставленным в них, серьезно. В результате в новом законе о семье, принятом 8 июля 1944 года, в тот день, когда советские войска взяли Минск, матери-одиночки, не состоявшие в законном браке, не могли претендовать на алименты. Время его принятия не случайно — власть готовилась к проблемам, которые начнутся, когда солдаты вернутся с фронта.
Помимо прочего, закон 1944 года требовал от мужа и жены серьезных причин для развода. Интрижка на стороне не считалась веским поводом для расторжения брака, однако если в результате нее рождался ребенок, то судьи обычно разрешали развод.
После войны СССР захлестнула волна разводов молодых пар. Чаще всего, находясь на фронте или в эвакуации, один из супругов начинал жить во втором, незарегистрированном браке. Несмотря на новое законодательство, судьи были склонны разводить такие пары в пользу их новых семей. Утопическая ленинская политика в отношении семьи и брака пережила своего создателя, однако пала под напором общественного мнения. Власть поощряла прежде всего тех людей, которые могли внести значительный вклад в дело построения социализма, превозносила их и ставила другим в пример. Граждане брали этот конструкт на вооружение для того, чтобы продвигать традиционные представления об общественной морали.
То, что парам, сожительствующим вне брака, советская власть пыталась дать те же права, что и состоящим в официальном браке, выглядело в глазах людей как дестабилизация института семьи, а значит, и статус-кво в целом. Корни официального и общественного отношения к сексу, вопросам взаимоотношений полов и семье крылись в противоречиях между коммунистической утопией и консервативной моралью, которая определяла семейную жизнь в сталинскую эпоху.
(Для ЛЛ: официальный ответ консульства в конце)
Я, бывшая жена и младенец переехали в Беларусь. После покупки квартиры бывшая в тот же день решила вернутся в родину на месяц к маме, после чего забыла, что живет в Беларуси имеет там регистрацию и вид на жительство и начала судиться по месту своего нахождения. Я с двухлетним сыном в это время жил в Беларуси, мы ходили в садик, в кружки, привыкали к домашней еде вместе покупного питания для младенцев.
В какой-то момент ко мне пришли люди из миграционной службы и потребовали показать ребенка. Согласились даже прождать два часа пока он в садике, но я отвез их туда сразу. Увидев моего сына, они уехали. Позже, они не смогли мне внятно объяснить на основании чего приезжали и что хотели. Ну а как можно объяснить «необоснованный» сбор сведений о честной жизни несовершеннолетнего с использованием служебного положения группой лиц по предварительному сговору?
Позже, когда мы с сыном уезжали из Беларуси в первый раз, чтобы избежать постоянных нападений бывшей жены, а также «необоснованных» действиях приставов, пограничница очень разволновалась, увидев нас и очень тщательно проверяла наши документы, а сведения о нашем отъезде тут же оказались у бывшей жены и приставов. На основании этих сведений уже через два часа меня объявили в розыск, а спустя еще пару часов мне уже звонил милиционер (Спецоперация милиции по розыску и фотографированию ребенка) .
Позже, когда мы хотели выехать второй раз, по российским документам: заграничному паспорту и свидетельству о рождении, пограничная офицерка чуть не обоссалась от счастья, сообщая, что моему сыну «необоснованно» запрещен выезд из Беларуси. При этом, мне сообщили, что запрет установлен на основании письма из посольства РФ. В соответствии с законом РБ ограничение на выезд из страны детям может быть установлено только судебным решением и только для детей имеющих гражданство Беларуси.
Позже, во время нападения на меня бывшей жены, под контролем приставов и участкового, кто-то требовал по телефону «ломайте ему дверь», на что пристав отвечала «у нас так не принято». «Не принято» — это противозаконно. Однако подстрекательство к совершению «не принятости» против ребенка осталось, как и многие другие деяния, безнаказанным. Участковый, который вместо пресечения правонарушений против меня и сына, совершаемых при нем же рассказывал вместо этого мне про женскую солидарность, видимо она ему близка и, выключив свою камеру сказал, что я должен договариваться с посольством. На мое удивление причем тут посольство, он заткнулся и сменил тему.
Переписка с приставами
Я подал электронное обращение в МИД, мой запрос был перенаправлен в консульское отделение посольства.
В своем ответе «консулица» продемонстрировала завидное знание наших дел и перечислила все судебные решения в России и Беларуси, кроме конечно тех, где мне трижды отказывали во взыскании алиментов (Алименты это для детей?). А также решения об ограничениях на выезд и розыске.
Устно мне было сообщено, что запрет установлен по письму из посольства. На электронное обращение погранслужба ответа не дала. В соответствии с законом республики Беларусь ограничение на выезд несовершеннолетних устанавливается только через суд и только для граждан республики.
В результате был нанесен финансовый ущерб домохозяйству: потеряна стоимость билетов и проживания, ребенок не получил ожидаемой поездки.
Планирует ли МИД принимать какие-либо меры в связи нарушением прав ребенка, являющего гражданином Российской Федерации?
И вместо ответа, первый секретарь задает мне встречный вопрос, заодно рассказывая о секретной консульской услуге, наверное бесплатной – обеспечение исполнения решений судов, не важно какой страны.
С каждым разом понимаю, что правильно развелся и все договоры с бывшей, без бумажного оформления, ничего не стоит. Договорился с бывшей, что все выходные сын проведет со мной. В пятницу довольный забрал сына к себе, запланировал разные мероприятия на эти дни. В субботу утром звонок на телефон сына и бывшая спрашивает, не поедет он с ней на дачу?! Сын соглашается на это дело. Короче, все мои планы пошли по бороде.
Бывшей я высказал, что она не правильно поступила, но она сказала, что договорилась с сыном об этом заранее, а меня забыла предупредить.
Короче, отдав сын бывшей, я сел за руль своего мотоцикла и съездил в Михайлов, примерно 80 км в одну сторону.
Прогулялся по набережной и смотровой площадке
На обратном пути заехал на рубеж обороны
И заехал на бывшую военную базу, но состояние ангара какое-то странное, ощущение что хотели что нибудь сделать
Их есть у нас! Красивая карта, целых три уровня и много жителей, которых надо осчастливить быстрым интернетом. Для этого придется немножко подумать, но оно того стоит: ведь тем, кто дойдет до конца, выдадим красивую награду в профиль!