Наши 90-е

Шансы найти материалы этого громкого уголовного дела были, прямо скажем, невелики. Ингушетия — самая молодая республика (не считая новых территорий) России, и суды тут, соответственно, тоже молодые. Большинство судебных архивов тех времен осталось во Владикавказе (сейчас это Северная Осетия), а отдельные, хранившиеся в Грозном, были утрачены во время двух чеченских кампаний...

И все же это дело уцелело. Более того, мне повезло дважды: по приезде в Ингушетию я нашла следователя прокуратуры Сунженского района республики, который его вел. Сейчас он судья Верховного суда Ингушетии. Прошло почти тридцать лет, но он навсегда запомнил день трагедии.

— Было воскресенье, — рассказывает Масса Мухтарович Дзаитов. — Весенний, теплый, ясный, солнечный день. Люди рано утром пришли на автовокзал. Все куда-то торопились: одни на свадьбу, кто-то на поминки, другие просто в гости к родным. Автобус был небольшой, рассчитанный на 24 места (навсегда запомнил эту цифру). А туда набилось 65 человек.

Люди были как селедки в бочке — ни пошевелиться, ни руку поднять. Очень много было женщин, в том числе с маленькими детьми. При этом задняя дверь автобуса была заварена, чтобы не садились безбилетники. Примерно в 8 утра автобус отправился по маршруту. Сначала он поднимался в гору, а потом спускался. И тут случилось ЧП. Автобус загорелся, а люди оказались в огненной ловушке.

Нужно рассказать вам про обстановку на Кавказе в тот период. Тогда только-только (прошло полтора года) создали Республику Ингушетия. До этого везде была разруха. А тут люди как будто ожили, пытались делать телевидение, запустили транспорт между селами. И вот были закуплены бакинские автобусы — «БакАЗы». Перед этим (в 1989–1990-х годах) я был в командировке в Баку в составе следственно-оперативной группы СССР.

Я видел обстановку в Азербайджане, сложности, был свидетелем того, как там сами пытались наладить жизнь, и в том числе транспортное сообщение. И вот они первыми создали свой автобус, а Ингушетия закупила партию по низким ценам и запустила на линию. Но они не прошли госэкспертизу и имели множество недостатков. Автобус был очень примитивным, двигатель находился прямо в салоне, около сиденья водителя. Сделан он из полимерных, быстросгораемых материалов.

Из материалов дела: «Автобус изготовлен в 1993 году Бакинским заводом специальных автомобилей. Ввезен в республику на основании договора между министерством промышленности, транспорта и связи Ингушетии и фирмой «Фарфор». В договоре и в таможенной декларации отсутствуют данные о соответствии автобуса требованиям безопасности, действующим на территории Российской Федерации. Всего в республике эксплуатируется 32 таких автобуса».

Сам Масса Дзаитов в день трагедии был дома, отдыхал. И вдруг звонок.

— Мне сообщают, что загорелся автобус и пострадал мой двоюродный брат, с которым мы были очень близки. Приезжаю в больницу. Там повсюду — на кроватях, на полу — люди лежат, залитые термопеной (чтобы страшную боль хоть немного унять). Никого не узнать, тела обезображены.

Близкие по глазам пытались искать своих. Стоны раздавались такие, что невозможно было слышать. Врачи в панике, бегают и не знают, чем помочь, как облегчить последние минуты умирающих. Тех, кого была хоть какая-то надежда спасти, вывезли на вертолетах в Северную Осетию, а потом в Москву. Мой брат скончался на третий день в Москве.

Выжили немногие (в их числе водитель) — те, кого взрывной волной выбросило наружу и кто стоял на подножке передней двери.

Из протокола осмотра места происшествия следует, что автобус выгорел полностью. Не осталось ни кресел, ни поручней, ни вещей пассажиров — ничего.

На архивных снимках мужчины будто бы в оцепенении смотрят на останки.

Невозможно представить, сколько страданий вынесли сгоревшие заживо. Но есть одно успокоение — муки длились недолго. В материалах дела в разных экспертизах говорится о 2 и 3 минутах, однако Дзаитов уверяет, что это были, скорее всего, именно 90 секунд, не больше.

— Я никогда, ни до, ни после, не видел столько изуродованных тел, — говорит Дзаитов. — Хотя в первую чеченскую кампанию мы выезжали на места, где лежали останки погибших, порой зверски убитых. Но с ужасом трагедии 1994 года ничего не сравнится.

Абдуглай Тумгуев потерял в этой трагедии жену, четырехлетнего сына Магомеда и годовалую дочь Раю. Любимую он смог опознать по золотому кулончику «Жар-птица», который чудом не расплавился. От маленькой дочери практически ничего не осталось.

Богатырев потерял жену (умерла в больнице) и малолетнего сына (сгорел в автобусе).

Еще один Богатырев потерял четверых — жену и троих маленьких сыновей. Один сын умер в больнице, а все остальные сгорели заживо.

У Костоева сгорели две маленькие дочки — Лейла и Залина.

Галиханов опознал свою трехлетнюю дочь по бусам (они не сгорели), а жену, которая была на восьмом месяце беременности, — «по выпуклости на животе».

Процесс опознания был мучительным. Многие смогли опознать своих близких только по золотым коронкам на зубах и украшениям.

Следствие

В первый же день на место ЧП выехало руководство Республики Ингушетия и заместитель министра транспорта России. Была создана правительственная комиссия, которая проводила служебную проверку. Параллельно было заведено уголовное дело. И вести его поручили следователю Дзаитову.

— Первым делом нужно было выяснить количество людей в автобусе, — говорит Масса Мухтарович. — Точных данных не было. Опознать сразу на месте трагедии могли не всех. Нужны были генетические экспертизы. Но довольно быстро выяснилось и точное количество пассажиров, и их имена. Опознали в итоге всех, кроме троих. Кто они? Это до сих пор остается загадкой.

Наша республика небольшая, все друг друга знают, общаются. А тут никаких зацепок. Это настораживало тогда, это же остается поводом для размышлений и сегодня.

Следствие опросило выживших. И вот что они рассказывали.

Протокол допроса потерпевшего А.У. Темирханова:

«Вчера, 24 апреля 1994 года, около 9 часов утра я сел в автобус, едущий по маршруту от станции Орджоникидзевская до села Алтун. Автобус этот был битком набит пассажирами. В основном женщинами, у многих были полные сумки. Кроме взрослых там находились также дети...

Я стоял на нижней подножке возле передней двери. Водителя видел плохо, его заслоняли другие пассажиры. Я услышал хлопок, раздавшийся в передней части, где находился двигатель. Через 20–25 секунд второй хлопок, уже громче.

Потом я услышал голос женщины, говорившей водителю, что у него что-то горит в автобусе. После этого водитель отключил «массу» и, не останавливая автобуса, открыл люк над двигателем. Оттуда сразу же вырвался огромный столб пламени. Раздались крики, люди просили водителя открыть двери.

Я просунул в проем между стойкой и дверью руку и с огромным усилием открыл дверь и выскочил наружу. Но дверь тут же закрылась за мной, и автобус проехал дальше, а потом только остановился. Весь салон к тому времени уже был объят пламенем. Я подбежал к остановившемуся автобусу. Люди, находившиеся внутри, пытались разбить стекла, я тоже пытался это сделать снаружи. Кому-то удавалось выскочить наружу...»

Темирханов, как говорят про таких, родился в рубашке. Ему повезло дважды: когда сел в автобус в последний момент (и, благодаря этому оказался не в салоне, а на подножке) и когда смог открыть на мгновение дверь.

Еще один потерпевший, Алиев, рассказал, как ему удалось разбить окно и как он помог двум женщинам выбраться наружу, после чего выбросил из окна еще ребенка. Стал вылезать сам, но застрял. И его, задыхавшегося от дыма, вытащил из горящего автобуса какой-то мужчина.

Другой свидетель — сам водитель по профессии. Потому его показания особенно были интересны следствию.

Протокол допроса М.А. Долова.

«Я и моя сестра решили навестить родителей в селе Мужичи 24 апреля. На станцию мы пришли в 8.20. Автобус уже стоял на площадке, перед ним большая толпа. Перед отправлением автобус набился так, что некоторые не смогли залезть в салон.

Ровно в 8.35 он тронулся в путь. Я знал многих пассажиров (перечисляет).

Я стоял на задней площадке, возле двери, моя сестра — в полутора метрах от меня. Автобус останавливался, высаживал одних пассажиров, сажал других. Во время поездки задняя дверь ни разу не открывалась. И помню, что никакой ручки, чтобы открыть ее, не было...

Я услышал хлопок, потом второй, увидел, что с передней части автобуса вырвалось пламя с большим шумом, оно ударилось как-то взрывной волной в крышу, а затем сразу же распространилось по всему салону. И охватило всех пассажиров.

Люди стали кричать, звать на помощь. В салоне стояла страшная жара. Я закрыл глаза, ударил кулаком по стеклу, но разбить окно не смог. Потом я согнулся и прикрыл голову руками. В этот момент (не знаю, как это произошло) меня выкинуло из автобуса. Сам он продолжал ехать, объятый пламенем. Остановился он, упершись в склон холма.

Я подбежал к автобусу, смог вытащить незнакомую мне женщину. Затем я разбил еще одно стекло при помощи камня. И начал тушить огонь на тех, кому удалось выскочить из салона. Я увидел, как от автобуса по дороге ползет моя сестра Марет, объятая пламенем. Она просила о помощи, и я, подбежав, используя свой костюм, начал сбивать огонь.

Моя сестра в настоящее время находится в хирургическом отделении Суржинской ЦРБ с ожогами 70%. Я во время спасения людей обжег себе руки до локтей... (сестра скончалась в больнице. — Авт.).

Вопрос следователя: «Как специалист, водитель, скажите, что за звук, что за хлопок вы услышали перед возгоранием автобуса?»

Ответ свидетеля: «Это было похоже на то, что в двигатель положили сверток с порохом и он взорвался».

Вопрос: «Если бы была возможность открыть заднюю дверь, могли бы спастись из автобуса большое количество пассажиров?»

Ответ: «Думаю, не менее 15–20 человек дополнительно к другим пассажирам, которые остались живы. Это я могу сказать с уверенностью, потому что задняя дверь была широкая, и через нее могли свободно выскакивать по 2–3 человека одновременно. А оконные стекла были маленькими, и их трудно было разбивать. Лично я, когда пытался разбить окно ногой, не смог этого осуществить — из-за большой давки невозможно было даже поднять ногу».

Выжившие рассказывали много жутких подробностей. Некоторые истории были просто поразительны. Например, про парня двухметрового роста по имени Руслан, которого судьба спасла — его вышвырнуло на улицу. Но он догнал автобус, стал спасать других и тоже сгорел. Забегая вперед, скажу, что звание Героя ему посмертно так и не присудили, хотя его поступок кроме как геройским назвать нельзя.

Следствие отрабатывало несколько версий, среди которых была террористическая. Некоторые пассажиры говорили, что чувствовали запах газа.

Кроме того, были свидетели того, как от места трагедии в лес спешно уходил не знакомый никому человек. Как раз в тот период, как сообщало российское телевидение, на Северном Кавказе, в соседней с Ингушетией республике, скрывался лидер организации «Аум Синрике» (запрещенная в РФ, признана террористической), известный после серии террористических актов, совершенных в Японии с использованием нервно-паралитического газа зарин. Сектанты и члены бандформирований могли вместе организовать теракт. В пользу этой версии говорило и то, что трое погибших не были опознаны. Кто они?..

— Мы провели много экспертиз, от судебно-медицинских и до химических, для того чтобы окончательно проверить — была ли диверсия, — говорит Дзаитов. — Помню, в точно такой же автобус загрузили остатки сгоревшего автобуса, выехали в Ростов-на Дону. Там эксперты пришли к выводу, что признаков наличия взрывчатки нет. Все сходилось к тому, что причина в самом автобусе, его конструкции и в нарушении правил безопасности.

В материалах уголовного дела есть письмо президенту республики Руслану Аушеву, подписанное министром внутренних дел России. Оно довольно большое, так что приведу только некоторые цитаты.

«В ходе предварительного следствия установлено:

Конструкция автобуса не отвечает требованиям безопасного дорожного движения Российской Федерации и не прошла сертификацию. В частности, отсутствуют аварийные окна и люки, системы для быстрой остановки двигателя, прекращения подачи топлива, огнестойкая перегородка между моторным отделением и пассажирским салоном...

К другим причинам и условиям следует отнести грубые нарушения, связанные с эксплуатацией автобуса. Контроль за работой водителей формален. Автобусные маршруты не обследуются, слаба дисциплина...»

— Виноватых было предостаточно, — говорит Дзаитов. — Нельзя было закупать такой автобус, нельзя было выпускать из автопарка, нельзя заваривать дверь, нельзя продавать билетов больше, чем мест... Много чего было нарушено. Директор автопредприятия, инженер по безопасности, водитель, механик, начальник автостанции, кассир (молодая девушка)...

Водитель автобуса выжил, хоть и сильно пострадал (получил ожоги правой стороны тела). В деле есть характеристика на него — 25 лет, ингуш, работал в автохозяйстве с 1993 года, нарушений правил дорожного движения не имел.

«Из показаний водителя Хусейна Тайсумова:

В марте 1994 года за мной был закреплен автобус марки «БакАЗ». Меня направили на обслуживание сел Алхасты, Галашки, Мужичи, Алкун. Дорога к селам пролегает по горным местностям с крутыми поворотами, подъемами и спусками. Автобус работал бесперебойно. Иногда чуть нагревался мотор, видимо, из-за перегруза пассажирами.

24 апреля 1994 года в 5 утра я проверил масло, подогнал для проверки на ремонтную яму, где механик проверил техническое состояние. Автобус был новый, на нем была заменена резина. В 8.30 я отъехал от станции, получив ведомость на право перевозки 33 пассажиров. Но в салоне было много безбилетных».

Суд

Уголовное дело было возбуждено против примерно десятка должностных лиц. Но со временем список уменьшался. Передо мной — постановление о прекращении уголовного дела против кассира и линейного диспетчера (оба были сразу после ЧП уволены). Первой вменялось, что она продала 33 билета, а должна была только 24 (в горных автобусах количество пассажиров не должно было превышать количество сидячих мест). Второму — что не проверил автобус на линии.

«Недостатки в их работе не относятся к уголовно наказуемым, в их действиях нет состава преступления», — цитата из документа, подписанного Дзаитовым.

А вот кто дошел до скамьи подсудимых. Всего пять человек. Это водитель Хусейн Тайсумов (вменялась ч. 3 ст. 211 УК РСФСР «Нарушение правил безопасности движения и эксплуатации транспортного средства»), инженер по безопасности Камбулат Галаев (часть 2 ст. 211 «Выпуск в эксплуатацию заведомо неисправного транспортного средства»), начальник автобусной станции Усман Гандаров (ст. 172 «Невыполнение должностных обязанностей»), Магомед и Салман Цечоевы (начальник автомобильной колонны и дежурный механик, обоим вменялась та же ч. 2 ст. 211 УК РСФСР).

Никто из пятерых вины своей на стадии следствия не признавал. Все говорили, что автобус был исправен на момент выезда. Ну а что касается в целом его характеристик — решение о закупке принимали не эти люди, а министерство транспорта. Им же приходилось работать с теми автобусами, что были в наличии.

8 февраля 1995 года уголовное дело поступило в Сунженский районный народный суд. Трижды оно возвращалось прокурору для производства дополнительного расследования.

Рассмотрение дела тянулось. Верховный суд Ингушетии решал вопрос о подсудности. В конце концов отправил его в Сунженский районный суд, то есть по месту происшествия.

На суде только водитель признал свою вину частично — сказал, что сожалеет о том, что брал пассажиров сверх лимита. Опять-таки некоторые потерпевшие просили суд не наказывать его. Среди них была Балаева. В автобусе сгорели ее родной брат, двое двоюродных и несколько других родственников — они все направлялись на ее свадьбу... «Претензий к водителю не имею, не считаю его виновным», — сказала молодая женщина.

«У меня сгорела дочь, но я не желаю, чтобы водителя судили!» — заявила на процессе другая женщина (все это зафиксировано в судебном протоколе).

«Считаю, что вины водителя нет», — сказал мужчина, потерявший жену и двух маленьких дочек.  

Вообще, это было удивительно. Люди, муфтий республики просили суд отпустить водителя.

Кстати, в отличие от других подсудимых, которым избрали меру пресечения в виде подписки о невыезде, он находился под стражей в СИЗО Пятигорска. А все потому, что выезжал на лечение за пределы республики, в связи с чем и был объявлен в розыск (арестовали его в 1999-м). Как раз из-за этого уголовное дело было приостановлено с июня 1997-го по сентябрь 1999 года.

В итоге приговор был вынесен только 13 марта 2000 года (приостановлен в связи с розыском Тайсумова). Суд назначил Тайсумову 5 лет колонии-поселения, остальные (кроме Салмана Цечоева — он не дожил, и в отношении него дело приостановили в связи со смертью) получили по два года исправительных работ. В мае того же года Верховный суд Ингушетии освободил водителя от отбывания наказания по амнистии.

Справедливо ли это? Местные жители считают, что да. Они говорят: «Он сам мог сгореть, чудом остался жив». И это правда.

Но до сих пор кажется, что настоящие виновные так и не наказаны. Кто-то убежден, что ответственность должны были нести чиновники, закупившие автобус, а кто-то уверен, что террористы, которые совершили диверсию. Версия теракта по-прежнему самая популярная, даже среди правоохранителей Ингушетии. Просто тогда, тридцать лет назад, доказать ее не могли.

Источник

Более подробная информация об этих и других событиях этого дня в блоге 30letnazad.ru

🚗 Toyota придумала новый автомобиль для поездок на пляж
Японская фирма Toyota, один из крупнейших мировых автопроизводителей, на прошедшем недавно в Женеве автосалоне показала свою новую модель внедорожника. Называется он мудрено — RAV4, что означает "автомобиль для активного отдыха с приводом на четыре колеса". Это уже не первый опыт японской фирмы в создании автомобилей повышенной проходимости.

Более подробная информация об этих и других событиях этого дня в блоге 30letnazad.ru