smile2

- Что же я скажу жене?

Это была первая мысль которая пришла в голову Игоря после того как в его машину врезался «Опель» с тремя пьяными идиотами внутри.

А объяснять надо было очень многое. Почему он оказался в двадцати километрах от дома, хотя должен был быть в Москве? Почему рядом с ним в машине любовница? И почему она беременная?

Больше всего было жалко не машину, а продуманную схему, благодаря которой он уже третий год жил на две семьи. В одной была стабильность и двое детей, в другой новая любовь и новые ощущения.

- Как такое могло произойти именно с ним, всегда и всё продумывающим? Он ведь даже не ехал, а просто стоял на обочине!

ГАИ признала его невиновным, а жена нет.

Игорь пытается сохранить семью, в которой он прожил двадцать лет и вместе с женой и детьми уезжает на ПМЖ за границу подальше от любовницы. За границей понимает, что план не идеален, разводится с женой, забирает к себе любовницу с сыном, женится второй раз.

Сегодня Игорь живет в Канаде, у него есть хорошая работа и семья.

Иногда он думает, что возможно стоило поблагодарить тех идиотов из «Опеля», что так круто изменили его жизнь.

- Играть мы будем в расстрел питерских рабочих! – сказал я своей младшей сестре, - становись к стенке.

- А можно я встану к стенке на кровати? Там падать мягче! – спросила семилетняя сестренка.

- Становись, конечно! – великодушно позволил я, сгорая от нетерпения поскорее испытать собственноручно изготовленный из катушки ниток и резинового бинта карандашестрелятельный самострел.

Я старше сестры на три года, мне и стрелять первому. Карандаш тыкает сестренку в спину, и она со стоном, как в кино долго и картинно падает и умирает. После нескольких «расстрелов» её актерская фантазия иссякла и она заявила, что теперь её очередь расстреливать непонятно в чем виноватых «питерских рабочих». Я вручил ей оружие и после краткого инструктажа встал лицом к стенке.

Ожидание собственного расстрела дело неблагодарное, тем более когда «палач» никак не может разобраться с простейшим «оружием».

- Не получается! – воскликнула за спиной сестренка.

- Да, что там сложного? – возмутился я, - давай еще раз покажу! С этими словами я обернулся и в этот момент самострел выстрелил.

- Получилось! – радостно воскликнула сестренка, увидев, что я как подкошенный падаю на кровать.

- Зови родителей, дура! – простонал я, держась рукой за глаз, в который так «удачно» попал карандаш, - я из-за тебя, одним глазом ничего не вижу!

Так я третий раз попал в больницу и спустя пару дней зрение после сильного удара начало восстанавливаться, пока не восстановилось полностью.

P.S. Родители были в гостях, недалеко, в этом же доме только в другом подъезде.

Славный учитель Иван Иванович! А как знает свой предмет! Редкий муж так знает родинки своей жены, как Иван Иванович знает физику! И книги пишет и детей к олимпиадам готовит, да так, что рвут они соперников на всех уровнях как Тузик грелку.

Уважают Иван Ивановича и в школе и в стране. Встречает он как-то Ивана Никифоровича – учителя математики.

- Здорово Иван Никифорыч!

- И вам не хворать Иван Иванович.

- Хочу я с вами посоветоваться Иван Никифорыч, по поводу Петра Федоровича.

- Знаю такого, учитель крепкий и семьянин хороший.

- По поводу первого утверждения соглашусь, а вот по поводу второго, я бы поспорил.

- Что-то не так?

- Узнал я недавно, что в турпоходе он со старшеклассницами прелюбодействовал. Очень хочу вывести его на чистую воду. Хочу с вами посоветоваться, как лучше поступить - в милицию заявление написать или в прокуратуру?

Задумался Иван Никифорович. Зябко ему стало, как будто ветер холодный по всему телу прошел. Не ожидал он такого от Петра Федоровича.

- А от кого вы узнали об этом Иван Иванович, может наговор?

- Да не от кого! Сам своими глазами видел, как вечером к нему в палатку юные создания шмыгнули, а под утро только выбрались. Вот как сейчас это вижу, несмотря на то, что в тот турпоход мы два года назад ходили.

Потемнело перед глазами от гнева у Ивана Никифоровича.

- Что же ты старый пердун все видел и не остановил?! – хотел сказать Иван Никифорыч, но вместо этого сказал:

- Что же вы свой гнев праведный два года копили? Почему раньше не сказали?

- Да все как-то некогда было.

- А вы, понимаете, что за совращение малолетних Петру Федоровичу статья светит?

- Поделом ему! Нечего распутством заниматься!

- Знаете, что Иван Иванович, раз вы тогда промолчали, то советую вам и дальше рот не открывать!

-Не могу терпеть попирание чести учительской! Обязательно надо людям истинное лицо Петра Федоровича показать!

- Очень мне горько вас слушать Иван Иванович, но не в этом суть. Заявлений от «пострадавших» нет. Сам факт того, что вы видели не может служить доказательством. Может они в палатке в карты играли. И главное - спросят у вас в милиции, почему вы не вмешались, что отвечать будете?

- Скажу спал, а узнал все от детей! А заявления будут! Я этих девчонок найду и уговорю заявление написать.

- В таком случае Иван Иванович, прощайте! Руки я вам больше не подам!

Вот так поссорились Иван Иванович и Иван Никифорович.

P.S. Все имена заимствованы у Николая Васильевича, а история реальна.

В 1996 году я в составе группы белорусских студентов попал на научно-практическую конференцию в Винницкий пединститут. Там это и случилось.

Вышел выступать какой-то профессор, по регламенту ему отвели 10 минут, но он после завершения отведенного времени не остановился, а продолжил читать свой доклад, наплевав на регламент. Аудитория отреагировала совершенно для нас неожиданно, как только время закончилось, студенты и преподаватели начали хлопать в ладоши, не давая ему говорить, когда это не подействовало, они стали топать ногами и кричать.

Мы сидели и тихо диву давались от уровня культуры педагогической элиты Винницкого пединститута. У нас если бы профессор не уложился во время, ему все равно дали бы закончить, это же все-таки профессор. Да и наши преподаватели в подобной ситуации, когда выходили за рамки регламента, как минимум извинялись перед слушателями. С другой стороны, захлопывание и затопывание докладчика (даже студента)  в родном ВУЗе мы себе даже представить  не могли.

Однако, профессор попался упрямый и, невзирая на то, что его никто ни слушает, говорил еще десять минут. Все это время зал неистовствовал. Затем к нему подошли двое «мужчин в полном расцвете сил» и помогли покинуть трибуну.

Далее конференция продолжилась без подобных инцидентов, видимо потому, что при первых же хлопках, докладчики останавливали свое выступление. Мы решили, что это был единичный случай «взаимного неуважения», а аплодисменты – это просто «добрая традиция».

Мы возвращались домой в Белоруссию в хорошем настроении, как бы ни было весело в гостях, а дома лучше.

- Ты Серёга, когда шутишь, подпрыгивай что ли, а то по твоему лицу не понятно, серьезно ты говоришь или нет – говорил мне мой армейский дружок.

Что поделать если у меня манера такая. Вот от этой манеры и происходит непонимание.

Отслужив полгода, попал я с бронхитом в санчасть. А там уже находится на лечении дедушка, который очень обрадовался появлению нескольких молодых солдат. Так обрадовался, что стал в красках и с южным акцентом рассказывать, как он нас всех будет иметь и ему за это ничего не будет. Шутил наверно. Дедушка из соседней части, мне с ним после выписки не встречаться, решил и я пошутить. Подхожу к нему показываю на графин с водой, что стоит на прикроватной тумбочке и шучу:

- Вот ты сильный и смелый как ваш «Витязь в тигровой шкуре», нас молодых одной левой в бараний рог согнуть можешь. В честном поединке нам с тобой не справиться. Но ты человек и тебе тоже надо спать. Уснешь ты, а я возьму вот этот графин и со всего размаха тебе по башке. Как думаешь, что с твоей головой будет?

Не смеется дедушка, не понимает юмора, кричит, что за него земляки всех закопают. Соглашаюсь - закопают, и спрашиваю:

- А ты на то как нас закапывать будут, с этого света или с того смотреть будешь? (Что не скажешь в шутейном разговоре)

А что бы ему стало понятно, что шучу - я смеяться начал. Правда, о том, что я всегда смеюсь, когда мне страшно до чертиков, я говорить не стал, не настолько мы близки.

Пошумел дедушка еще немного, да и успокоился. Видимо юмор растопил лед непонимания. Мы через несколько дней с ним даже нормально общаться стали, в шахматы играть, оказался нормальным парнем. А перед самой его выпиской он как-то спросил: - Неужели действительно графином долбанул бы?

- Нет, конечно, - ответил я, - что я псих что ли?

Сказал и засмеялся, а он так посмотрел на меня, словно я пошутил.