MadTillDead

Уже полчаса как с Елены медленно начало сходить сонное оцепенение. Постепенно возвращалась чувствительность, она даже смогла немного пошевелиться. В памяти всплывали отдельные фрагменты прошлого.

Вот кромешную тьму дома разрезает желтый свет. Вот гулкие голоса. Верх становится боком, и грубые руки пакуют ее на что-то жесткое. Она не успела очнуться, не успела понять, что происходит, увидела только медленно уплывающий вдаль дом. От шока она потеряла сознание, хотя, будем честными, в него не очень и приходила. Очнулась вот, на полу, в какой-то нелепой сетке. Слабая и беспомощная.

Елена попробовала потянуться, но сетка очень мешала. Хотя бы обрести сознание уже хорошо. Но нечувствительность нижней части тела настораживала.

Помещение было маленьким и захламленным. Из ее положения было видно только часть комнаты и большой пылающий камин. Двинуться было невозможно, оставалось только жадно впитывать картинку нынешнего бытия.

Откуда-то прибежал ребенок. Малыш был возбужден и тыкал в Елену пальцами. Она пробовала пошевелиться, но ничего не получилось. Ответить она ему тоже не могла.

От размышлений о тщетности бытия ее отвлек голос. Он принадлежал мужчине, который возник следом за ребенком.

- Так, что тут у нас. Вроде отогрелась. Подожди, мы сейчас.

Он ловко стащил сетку и попытался придать Елене вертикальное положение. И тут стало понятно, что нижней части у нее просто нет. В отчаянии она попыталась завопить, но никто ее не услышал.

- Вот зараза! - ругнулся мужчина и куда-то ушел.

Елена осталась в компании ребенка, конечности не слушались, она лежала в нелепой позе, прислоненная к стене.

- Сейчас сделаю.

Это мужчина вернулся с пилой, она увидела его оскал и потеряла сознание.

Последним звуком в ее недолгой жизни была песня. Это ребенок, не дожидаясь окончания работ запел подходящую случаю песенку:

"Маленькой елочке холодно зимой, из лесу елочку взяли мы домой. Из лесу елочку взяли мы домой".

Когда я была маленькая, к нам в гости пришла мамина подруга теть Люда с какой-то слепой женщиной. Чтобы отвлечь меня от взрослых разговоров, а заодно и развлечь, мне предложили нарисовать табличку с текстом для этой слепой. Оказывается, она просила милостыню в одном из магазинов города.

Художник я откровенно ужасный, но к делу подошла со всей ответственностью. Мы согласовали простенький текст, и перед тем как приступить к исполнению, я уточнила:

- Можно сделать все на мой вкус?

- Конечно, Светик, - потрепала меня по макушке теть Люда.

Через два часа взмокшая от старания и ответственности, я явила свои труды миру. Меня похвалили за ровные линии и забрали картонку с собой.

Разумеется, мне была интересна судьба моего шедевра, и через неделю под выдуманным предлогом я пошла в тот самый магазин. Слепая стояла с табличкой, но не моей. Художник во мне оскорбился. Я два часа вырисовывала буквы, они получились почти ровными. Почему же табличку забраковали?

С этим вопросом я обратилась к маме. Та потрепала меня по макушке и сказала:

- Свет, табличка, конечно хорошая, но не немного не в тему.

- Как же не в тему? Текст сами диктовали, одобрили полет фантазии. В чем причина?

- Понимаешь, она не соответствует случаю. Она слишком веселенькая, а повод мрачный. Просто не надо было каждую букву рисовать другим цветом.

До сих пор обидно, ведь я потратила на это свои лучшие цветные фломастеры!

Было мне 10-11, я уже была вполне подготовленной по теоретическо-медицинской части процесса размножения, а вот само волнующее действо было скрыто завесой тайны. В нашем доме было неприлично даже целоваться и смотреть на поцелуи, однако, у мамы на полке я нашла кучу любовных романов.

Наконец-то моему воображению стало где развернуться, я с упоением читала, как "Джейн окунулась а сапфировые воды его глаз", а "сильные руки Патрика смело сжали бедра девушки".

К тому времени я уже была матерым писателем ручкой по бумаге, и, вдохновившись сексуальным чтивом, принялась писать своё.

Написала я любовный роман, и был он такой, ну.. Любовный и романистый. По крайней мере, у меня сердце ухало от осознания собственной распущенности. Писать такие вещи? Что вы, что вы, это неприлично.

В этот момент родственница с Украины жила у нас уже где-то полгода. Просто ради прикола она спросила, а не творю ли я чего.

Я разумеется была смущена интересом, но в то же время горда собой. Это ж целый нихрена себе любовный роман.

Я и отвечаю: "Да".

И говорит она мне: "А почитай".

"Она ж не мама, - думаю, - не будет истерить по поводу падения нравов и все такое прочее". Я и почитала, краснея и заикаясь.

Скажу честно, она даже не ржала, просто успокоительно похлопала меня по макушке, обидно, но совсем немного, и пошла по своим делам. Я же подумала, что это конец писательской карьеры, больше ничего не создам и прочее прочее.

Спустя много лет я нашла этот опус в старой тетрадке по физике. Очень удивилась и решила почитать.

Моя прелесть, мой шедевр эротической литературы, полный бесстыдства и разврата оказался на деле десятью абзацами о том, как героиня два раза падает с каблуков и ее поднимает мужик, а в конце они целуются.

С самого детства я полагала себя барышней рассудительной и дальновидной. Однако, в силу воспитания, имела девизом вдвшное "никто, кроме нас", поэтому со всеми трудностями гордо справлялась в одиночку и очень этим обстоятельством гордилась.

Прихожу я однажды домой после школы, а дверь заперта. Ключей по малолетству мне не оставляли, а ну потеряю, но мама должна была быть дома. "Хорошо, что лето, - подумала я тут же.-  У меня же первый этаж, влезу на балкон".

Настька из моих дворовых друзей одолжила мне табуретку и встала внизу восхищенно ахать моему грациозному подъему. Подобно героям - ниндзя я вскарабкалась на стул и потянула руки к балконному окну.

Оказалось, что заблуждаюсь я не только по поводу своего роста, но и в своих физических возможностях. Пальцы едва касались рамы, я даже зацепиться не могла, не то, что подтянуться или влезть. Тем не менее, я не сдавалась, упиралась ногами в балкон и тянулась вверх. Пот градом стекал с лица и спины, когда я услышала снизу:

- Свеет!

Я подумала, что не могу перед фанатами, пусть даже в лице Настьки, ударить лицом в грязь и продолжила свои попытки.

- Свеет! - донеслось сквозь глухие удары сердца в ушах. Я напрягала все свои карабкательные способности.

- Свеет!

Это невыносимо, неужели, она не понимает, что только отвлекает меня от главного?

- Ну что тебе? - рявкнула я.

- Там твоя мама домой пришла, зовет есть.