Bladerunner42

Однажды я осознал неизбежность перемен.
- Слушай, а ты не хочешь попробовать переставить шкаф к противоположной стене, а стол передвинуть поближе к окну? – Спросила Лида, когда мы одевались ранним утром. – Просто мне кажется так комната станет просторнее и когда сидишь за столом будет больше света. И можно будет смотреть на вид из окна.
- Да вроде и так нормально. Не знаю. Надо подумать. – Изящно попытался я уйти от разговора, натягивая джинсы.
- Может хоть попробуешь? Не понравится – обратно переставим.
- Слушай, - Вздохнул я, надевая футболку. – Честно говоря, мне тупо лень двигать мебель. И еще больше лень будет двигать ее обратно, если не понравится. Но дело даже не в этом…
- А в чем еще?
- Ну понимаешь… - Замялся я, подходя к зеркалу в прихожей. - Это моя квартира и это как бы моя холостяцкая берлога. Тут вроде как все лежит и стоит там, где мне удобно, понимаешь? Вроде как мое личное пространство. И если ты что-то поменяешь, то это уже буду не совсем я. Только не обижайся, ладно?
- Ладно. Все нормально. Я понимаю. – Кротко ответила Лида.
Я критически оглядел себя в зеркало.
У меня была короткая стрижка. Лида как-то обмолвилась, что, когда мы целуемся, мои нечесаные патлы лезут ей в глаза и щекочут губы. Я решил стричься покороче. Потому что мне они тоже лезли в глаза и губы.
У меня была аккуратная трехдневная щетина. Как-то раз, Лида сказала, что гладко выбритый я похож на старшеклассника. И она чувствует себя растлительницей малолетних.
На мне была облегающая черная футболка. Я купил ее после того, как Лида сказала однажды, что у меня мощные плечи и руки. И их лучше подчеркивать, а не прятать в мешковатых кофтах.
- О чем ты там задумался? – Спросила Лида. Я пристально посмотрел в глаза своему отражению.
- Хм...
- Что?
- Да я офигенно выгляжу.
- Это да. – Не оборачиваясь согласилась Лида из глубины комнаты. Она что-то вымеряла там моей рулеткой.

Однажды я понял, что от судьбы не убежишь.

У меня в семье был культ чая. Руководил культом папа. Он все время приносил какие-то новые сорта. Каждый раз он растирал в пальцах сухие чаинки и давал понюхать всем желающим и нежелающим. Со словами: «Нет, ну ты чувствуешь, какой букет?». Букеты чувствовал только кот Кеша. И папиных восторгов Кеша не разделял.

Заваривать чай было не то, чтобы тяжело, но крайне утомительно. Вылить из чайника старую воду. Налить свежую. Поставить чайник. Вытряхнуть заварку из заварочного чайника. Ополоснуть заварочный чайник. Ополоснуть кипятком заварочный чайник. Засыпать в него строго определенное количество заварки. Станцевать джигу. Короче, я до сих пор считаю, что чайные пакетики и электрический чайник – это лучшие изобретения на свете. В одном ряду с колесом, веревкой и презервативами.

Чай папа любил. А заваривать его – нет.

«Поставь чайник» - все время говорил он маме.

Мама у меня мудрая женщина. Она быстро переключилась на кофе. И очень скоро стала резонно отвечать: «Сам ставь свой чайник. Я же тебя не прошу мне кофе варить». С этим было трудно спорить.

Тогда папа обратил свое внимание на меня. «Сынок, поставь чайник» слышал я раз по десять на дню.

«Хорошая попытка. Но тебе нельзя» - злорадно улыбнулась мама, когда я попробовал перейти на кофе по ее примеру. Мама мудрая женщина. Она понимала, что семилетний ребенок на кофеине – это к беде.

Я посмотрел на Кешу. Но Кеша обязанности по заварке чая на себя брать не мог. Он умывал лапы.

И я ставил чайник. Зимой, весной, летом и осенью. Утром, днем и вечером.

Как-то раз я заболел и остался дома.

- А ты чего не в школе? – Удивился папа, обнаружив меня лежащим в кровати под двумя одеялами.

- Болею. Температура тридцать девять. – Прохрипел я, стуча зубами.

- Ох ты елки-палки, лоб у тебя горячий. Ну выздоравливай, заяц. – Сказал папа, поправляя мне одеяло. И выходя из комнаты добавил: - Как станет получше – поставь чайник пожалуйста, будь другом.

Отвертеться было невозможно. Папа умел убеждать. За всю жизнь он ни разу не поднял на меня руку. Он действовал гораздо эффективнее – он говорил. Через час диалога с папой я понимал, что проще все-таки поставить чайник.

К семнадцати годам у меня выработалась стойкая антипатия к чайникам, чаю и заварке. И к странному мироустройству, при котором мне со всем этим приходится иметь дело. «Придет день», - говорил я себе, «И я буду свободен от этой чайной повинности. Заживу так как сам посчитаю нужным».

В двадцать лет я съехал от родителей.

Приехал в полупустую квартиру. Мои вещи должны были привезти еще через час. В ожидании, я стал бесцельно кружить по своему новому жилью.

Я оглядел комнаты и мебель. Немного посидел на кухонном столе, размышляя чем бы заняться. Проверил напор воды в раковине. Посмотрел содержимое кухонных шкафчиков.

«Да кого я обманываю», - в конце концов подумал я и поставил чайник.

Однажды я понял, что иногда слишком громко думаю.
Мы сидели в кофейне на Малой Садовой. Было солнечное июльское утро. Туристы толпились у фонтана с гранитным шаром. Прохожие спешили по своим делам.Последние пару дней Лида стала часто хмуриться. Она надолго замолкала и о чем-то напряженно размышляла. Но когда я пытался спросить все ли в порядке, она рассеянно отвечала: «Да, да все хорошо».
Вот и сейчас она о чем-то глубоко думала. Будто собиралась с духом сделать какой-то серьезный шаг.
- Может еще чаю? – Спросила она, оторвавшись на секунду от раздумий.
- Спасибо, - Мягко отказался я. – Думаю, третьей чашки было вполне достаточно.
Я взял ее за руку.
- Лида, - Осторожно начал я. – О чем ты хочешь со мной поговорить?
- Так заметно, да? – Как мне показалось, с некоторым облегчением усмехнулась она.
– Ладно слушай. Я долго тянула с этим разговором. В основном потому, что последние два месяца были очень хорошими и мне не хотелось все портить… Дело в том… В общем, у меня плохие новости.
Мой пульс немного замедлился. А затем меня со скоростью и тактом пулеметной очереди посетили три мысли.
Первая была проста и незатейлива: «Ой». Вторая была наполнена паникой, смятением и чувством вины: «И как же это я так оплошал?».
Третья мысль была несколько неожиданной для меня самого: «Если будет мальчик – назовем Игнатом».
Видимо все это отразилось на моем лице. Лида с тревогой смотрела в мои глаза.
- Эй, да успокойся ты. Я не беременна. Родители берут меня с собой на юг. Меня не будет две недели.
Я выдохнул.
- Так это и есть плохие новости? Я-то думал…
- Ну да. – Ответила Лида. А потом возмущенно добавила:
- И что это за имечко такое вообще – «Игнат»?!

Однажды я понял, что от меланхолии может вылечить обычный борщ.

Я неудачно расстался с девушкой и хандрил. Интеллигентно так хандрил. Без загулов и приключений. Просто впал в меланхолию и апатию.

Как-то раз мы ужинали с родителями.

- А ты чего не ешь? – Поинтересовался папа, глядя как я ковыряюсь в тарелке ложкой.

- Да… Не знаю... Борщ какой-то безвкусный… - Вяло промямлил я.

- Борщ тебе безвкусный… - Хмуро проговорил отец. – Скажи-ка друг, а есть ли у тебя старые джинсы, кеды и футболка?

- Могу найти… А что?

- А то, друг мой, что у тебя завтра есть замечательная возможность подработать.

Я не возражал. Мне было без разницы.

Неприятным сюрпризом стало то, что на подработке нужно было быть к восьми утра.

Отец высадил меня у какой-то обшарпанной девятиэтажки на просвете.

Возле одного подъезда стояли два хилого вида мужичка. Которых отец представил мне как кровельщиков - Семена и Бориса.

- А это, ваш подсобник на сегодня. – Презентовал он меня мужикам. И уехал. Оставив меня в обносках на утреннем холодке неизвестно с кем.

Пару минут спустя подъехал грузовичок.

- А вот и материал привезли. – Обрадовался Семен.

Грузовик оказался заполнен какими-то черными пластмассовыми рулонами, высотой примерно с метр. Рулоны оказались довольно увесистым – килограмм по пятьдесят. Семен подавал их из кузова. Мы с Борисом принимали. Минут через двадцать все пространство возле подъезда было заставлено материалом. Я вспотел. Грузовик уехал.

- Ну вот, сейчас на крышу поднимем, а там обед. – Подбодрил меня Борис. Он бодро закинул один из рулонов на плечо и пошел к подъезду.

У меня так же бодро закинуть не получилось. Получилось тащить рулон в вытянутых руках и идти по-дурацки раскорячивая ноги.

- К лифту? – Уточнил я, пыхтя от натуги.

- Лифт не работает. На пятый донеси пока и за следующим спускайся. Потом с пятого на девятый поднимем, а там на чердаке составим.

Рулонов было много.

К концу дня все тело гудело от напряжения. В голове царили ясность и пустота.

Дома я кое-как заставил себя помыться и сел за стол.

Я съел две тарелки борща и выпил три чашки чая. Глаза у меня уже слипались, когда отец подошел ко мне и сказал.

- Я смотрю, аппетит у тебя проснулся. Никак настроение улучшилось?

Тогда я точно понял для себя одно: мамин борщ, он офигенный.

Однажды я понял, что нельзя получить все, что хочешь.
- Пить хочется. – Сказала Лида и зашлепала босыми ногами на кухню.
Я остался лежать в кровати и лениво разглядывал в окно идущий на посадку самолет. На кухне зашумел чайник.
- Тебе сделать чего-нибудь? – Донеслось с кухни.
- Ага.
- Кофе, чай? Черный, зеленый, каркаде?
- Да все равно.
Лида появилась в дверном проеме. Руки были сложены, брови нахмурены, глаза предвещали недоброе.
- Знаешь, - Медленно проговорила она, - Мне это немного надоело.
- Ты о чем?
- О том, что хотелось бы иногда хоть какой-то определенности. Почему тебе всегда все равно? Я спрашиваю, куда пойдем вечером – тебе все равно. Спрашиваю, что приготовить на ужин – все равно. Что смотреть будем, комедию или ужастик – все равно. Нельзя же так. Почему я вечно за двоих должна все решать?
Чайник на кухне закипал. Я приподнялся в кровати и прислонился к спинке.
- Вообще-то, я просто не хотел тебя в чем-то ограничивать и напрягать. Но если для тебя это настолько важно – хорошо. Мне пожалуйста чашку каркаде с двумя ложками сахара.
- Ну видишь. Не сложно ведь, правда? Вот почему сразу так было не сказать?
Она зашлепала обратно на кухню, где еще побулькивал остывающий чайник. Пару минут спустя она вернулась с двумя чашками в руках и странным выражением на лице.
- У нас нет чая. Никакого. Только кофе. – Сказала она, протягивая мне чашку.
Я сделал глоток. Глядя, как морщится мое лицо, Лида мрачно добавила:
- И сахара у нас тоже нет.