Angelatriks

Ссылка на новость: https://u74.ru/news/obshhestvo/ozerchan-atakujut-okkultisty-...

#1, #2, #3, #4, #5, #6, #7

Каждое утро Мирка гладила форму. Утюг был старый, провод она в нескольких местах перемотала красной изолентой – какую нашла, воду было в него заливать страшно, он сильно грелся, поэтому Мирка гладила школьную форму аккуратно, с изнанки, через толстую, грубую мешковину, которую выпросила у коменданта общежития. Профессор университета Виктор Павлович – тот, который отобрал её на предстоящие конкурсы, – на самом деле был заведующий кафедрой. Вначале долго препирался с комендантом – в общежитие пришли непонятные люди, и даже не студенты! но, оказалось, много студентов ушло на войну и некоторые комнаты пустовали. Общежитие вообще планировали закрыть – студентов осталось мало, многие пошли работать на военные заводы, остались одни девчонки, которых в любой момент могли переселить в соседнее здание, а это законсервировать, пока война не закончится. В общем, комендант негодовал, но затем оказалось, что Пётр Сергеевич может починить проводку и даже заменить протекающий кран... И вот, мало-помалу, к августу он стал в общежитии своим и жизнь начала налаживаться. Как-то между делом Пётр Сергеевич устроился уборщиком на подстанцию, взялся за первую попавшуюся работу. Конечно, профессор помогал. Его жена, серьёзная пожилая дама, периодически приходила в гости – все высматривала да инспектировала, проверяла порядок, бдительно, но с одобрением осматривала вымытый пол, чистые окна и советовала, какие книги лучше брать из университетской библиотеки. Иногда приносила гостинцы – пирожки, овощи из сада и кое-какие вещи, оставшиеся от её внуков. Это она достала Мирке старую школьную форму. Форма была вся в заплатках, штопанная, но все равно очень красивая - с кружевным воротничком и вышивкой. А с красным галстуком девочка часами могла рассматривать себя в зеркало, правда немного грустно и даже растерянно – каждый раз она думала, как мама бы ей гордилась. Как матушка утром вставала бы за полчаса, чтобы заплести ей косу, нарезала хлебушек с кусочком мяса, заворачивала в газету, давала с собой в школу...

Когда профессор узнал, что Пётр Сергеевич работает дворником, то пошёл на подстанцию и долго ругался, крича про то, как правильно забивать микроскопом гвозди. На утро Пётр Сергеевич вышел на новую работу – старшим техником. Быстро разобравшись в инструкциях, он стал ездить по городу и поломки сетей - и не мелкие перегорания проводки, а крупные - в больницах и школах. Про себя Мирка отметила, что Пётр Сергеевич не был таким уж гордым, как её матушка. Он принимал любую помощь – и её учил эту помощь принимать. Так у них появился утюг, школьная форма и даже немного денег, а затем супруга профессора устроила Мирку в самую лучшую районную школу – передовую, располагавшуюся в бывшем боярском доме, в самом центре города, с огромными колоннами, лепниной и террасами. Там даже открытые уроки были – ученики зачитывали доклады перед инженерами и учёными, слушали критику или получали похвалу. Некоторых учеников даже на машинах возили. Учителя там были сплошь заслуженные, а первое сентября открыли с оркестром и журналистами. От всего этого торжества дух захватило! А Пётр Сергеевич, тем временем, помощь раздавал обратно – они ездили в профессорский огород, пололи, копали, зато периодически уезжали то с ведром яблок, то с ведром помидор. Вечером в будние дни Мирка садилась за учебники и быстро навёрстывала материалы, которые не знала к восьмому классу – как оказалось, историю и биологию Пётр Сергеевич в деревне вообще не преподавал, зато математику и физику она знала на уровне первого курса. После учебников она чистила картошку, резала овощи и готовила ужин, дожидалась учителя, затем, ближе к вечеру, сделав уроки, надевала форму, повязывала галстук и выходила железнодорожную станцию, держа в руках плакат «Мама, я тебя жду». Мимо проносились поезда, иногда – грузовые, но чаще – с солдатами. Выходили толпы людей, а вот в обратную сторону вагоны шли пустые. И каждый вечер, ровно в одиннадцать, Мирка возвращалась домой одна и долго не могла заснуть…

– Чем вы занимаетесь, гражданка Зарянова? – спросила учительница по истории. Мирка вздрогнула и оторвала взгляд от тетрадки. Преподавательница была очень строгая. Мирка любила строгих преподавателей. Во-первых, потому, что она им нравилась и всегда была прилежной ученицей, содержала в порядке все свои тетради и записи, всегда тянула руку, любила слушать, когда говорят и ненавидела, когда в классе шум. Вот только с учительницей по истории всё было не так. Она была парадоксально строгая. Раз от раза её раздражало все подряд – причёска ученицы, внешний вид ученика, бульдозер за окном, утренний дождь. В отличие от Петра Сергеевича, который вроде и был мрачным, но радовался как ребёнок, когда у очередного ученика наконец-то получилось решить квадратное уравнение, Ионну Витальевну радовало, лишь когда ученики были с ней полностью согласны. Она была твёрдо уверена, что везде и во всём нужно придерживаться жёстких рамок, а потому неправильно оформленная таблица с датами выводила её из себя и она тут же ставила двойку, а контрольную нужно было решать от звонка до звонка и сдавать спустя несколько секунд с начала перемены. Вот только гражданка Зарянова этого не знала – она написала контрольную за первую половину урока, а все остальное время рисовала карандашом летающую тарелку и то, как Арик прилетает за ней и увозит на свою планету, покататься меж звёздами и планетами. Ожидая худшего, Мирка быстро закрыла тетрадь. Но женщина, способная, кажется, видеть сквозь стены, сразу же это заметила. Вообще, Ионна Витальевна была совсем маленькая, худенькая, но как кошка, которая дыбит шерсть, чтобы казаться больше, учительница надевала пиджак с большущими плечиками, очки в огромной оправе, и ещё делала пышную причёску так, словно на голове у неё... ещё одна голова.

– Откройте, – произнесла учительница ледяным тоном. Мирка нехотя открыла тетрадь на странице с контрольной. Ионна Витальевна взяла тетрадку и начала листать, и, конечно, через несколько минут наткнулась на рисунок.

– Этим вы занимаетесь на моей контрольной, так? – сказала она разъярённо. – Посмотрите все! – она показала корявый рисунок на весь класс. – Пока наша армия защищает нас от немецких захватчиков, вы сидите на моей контрольной, и, не зная ничего о пройдённом материале...

– Вообще-то я всё знаю, – выдавила Мирка. Всеобщее внимание ей не нравилось. Но и наговаривать на себя она не позволила.

– Что – всё? – удивилась злая женщина. – Что всё знаете?

– Все, что вы задавали на прошлой неделе, – сказала Мирка.

– Тогда почему же вы рисуете, а не пишите? – злорадно, вскинув бровь спросила учительница.

– Потому что я все написала, – выдавила испуганно Мирка.

– Где ты всё написала?! Где?! – закричала учительница. И тут Мирка осознала, что если сейчас она не закричит в ответ – то учительница попросту задавит её своей истерикой. Девочка встала в полный рост. Несмотря на то, что она была ещё очень и очень юна, ростом она была даже выше.

– Откройте тетрадь! – громко сказала она, пытаясь перехватить инициативу. – На первой странице! Вся контрольная написана!

И тут Ионна повела себя совсем неожиданно – она быстро пролистала тетрадь и начала рыться в её, Мирке, вещах, схватив сумку и учебники.

– Где они? – вскричала женщина.

– Что? – опешила Мирка.

– Шпаргалки, где?

– Мне не нужны шпаргалки, я готовилась.

– Да у тебя даже учебников нет! Твой, с позволения сказать, отец, расхититель добра государственного, взяточник, изменник, видела его – приходил несколько дней назад в школу, просить учебники, но тебя же вне плана в середине сентября взяли, откуда взять учебники-то… Откуда ты всё знать можешь? Кто такую, как ты, вообще в эту школу привёл, а?

– Я ходила в университетскую библиотеку, – ответила Мирка.

– И как же ты программу учила? Там же не по программе учебники!

– Там много книг по истории. Нашла все что надо, законспектировала, выписала основные даты... Ну и всё.

– Ну и как же называется город, который мог быть столицей России? – спросила Ионна.

– Переяславец, – ответила Мирка, глядя на учительницу, которая злорадно открыла рот.

– Видишь, ты ничего не знаешь! – вскричала женщина, подняв палец вверх.

– Переяславец – это город в Болгарии, который по сей день не найден, и в который вторгся сын княгини Ольги – Святослав, пожелавший перенести туда, на берег Дуная, столицу Руси. Но, конечно, есть ещё Киев, и, скорее всего, в контрольной имелся ввиду именно он, но это же так просто. И кстати, у вас там ошибка в вопросе. Вот тут, – Мирка открыла тетрадь и ткнула пальцем, – Рюриковичи – это не фамилия князей, а название группы, в отличие от Романовых. Фамилий во времена Рюриковичей вообще не было, были народные прозвища, к примеру, Юрий был Долгоруким, а Всеволод – Большое Гнездо.

Мирка перевела взгляд на учительницу. Ионна стояла багровая от злости.

– Вон! – закричала она и швырнула тетрадку в лице девочка. – Отца в школу, с документами! За такое хамство отчислять надо!

– Мдее... – протянул Пётр Сергеевич, глядя на записку из школы. Мирка стояла над раковиной и стирала свои вещички. Вода шла едва тёплая – единственная подстанция в городе не справлялась с нагрузкой и не могла согреть воду, две другие стояли отключенные из-за того, что в сотне километрах шли бои и бомбёжками обрушило линии передач. Поэтому нужно было как можно быстрее постирать и помыться – пока вода шла хотя бы такая.

– Если честно, я не помню ни разу, чтобы ты пришла не вовремя или не выучила урок, как же ты умудрилась разозлить преподавателя?

Мирка сбивчиво рассказала историю.

– Дура набитая, – произнёс Пётр Сергеевич.

Мирка поникла.

– Да не ты6 – отмахнулся он и призадумался. – Та-а-ак, – медленно произнёс он. – Видимо, настало время тебе начать осваивать не только математику.

– А что ещё? – удивилась Мирка. – Историю?

– Нет... Тебе надо начать учиться контактировать с агрессивными безумцами. – Пётр Сергеевич посмотрел вверх, вспоминая всех тех, кого он обошёл, когда двигался к месту первого конструктора. – С жадными дураками, с матёрыми приспособленцами, – сказал он, прищурившись, – с упёртыми тиранами, склочными самодурами, ну и блатными, что сидят на тёплом месте, конечно... Причём контактировать так, чтобы ты не понаделала моих ошибок. На твоём веку нечистых на душу людей тебе попадётся ещё очень и очень много.

В маленьком кабинете набралось человек шесть. Директор школы – по совместительству учитель русского языка и литературы, достаточно молодой и бойкий, явно единственный в женском коллективе, а потому и занявший этот пост, Ионна Викторовна в своих привычных, массивных очках и пиджаке с огромными плечиками, две молоденькие преподавательницы, которые сидели сзади и все время перешёптывались о чём-то и Пётр Сергеевич, расположившийся напротив директорского стола.

– Ну что я вижу, – сказал директор, – хамство, срыв урока, незнание материала...

– Серьёзно? – перебил Петр Сергеевич. – Где там хамство?

– Ваша, с позволения сказать, дочь перечила учителю! – произнесла Ионна Викторовна, подняв вверх палец.

– Плохой учитель, значит, если ему перечат, – произнёс Пётр Сергеевич.

– Да как вы смеете! – вскричала Ионна Викторовна, начиная заводиться. – Приехали из своей деревни, без документов, без денег, без жилья, вас по знакомству поселили, обогрели, а вы ещё и хамите?

Пётр Сергеевич посмотрел сначала на учительницу, потом на директора. Директор молчал.

– Что ж вы молчите? – спросил учитель.

– А что я должен сказать? – переспросил директор, пожав плечами. Он явно был на стороне коллектива.

– Вы должны объяснить своим подчинённым, что, если ученик знает больше, чем учитель, – это повод для гордости, а не для стыда. И что с крайней степенью нервозности, – он перевёл взгляд на Ионну Викторовну, – надо начать принимать успокаивающие и отказаться от работы преподавателем. И что лучше бы на вашем месте замять это дело, поставить ученику отлично и перевести его в другой класс, чтобы конфликт между учителем и учеником не разрастался, а если конфликты перманентны и неизбежны, то избавляться нужно от токсичного работник, а не от прилежного ученика.

Повисла гробовая тишина. Да такая, что было слышно, как тикают старинные часы, кои стояли тут ещё до революции... И тут такое началось! Монолог Ионны Викторовны был сущим адом из смеси крика и слюны. Её разрывало на части оскорблениями, обвинениями, она практически мгновенно перешла на личности, затронула всех предков Петра Сергеевича до третьего колена и успокоилась только спустя минут двадцать, когда кукушка начала отбивать шесть вечера.

– Вы всё сказали? – невозмутимо спросил Петр Сергеевич. Ионна Викторовна швырнула в него мятый носовой платок.

– Тогда мы пошли. – ответил он и встал с места. – Мирославна, идём домой.

– Вот это она накричала... – выдохнула Мирка, сев на пустое сидение трамвая. Вообще, она практически всегда ходила пешком – экономила. Пётр Сергеевич тоже экономил – врач советовал ему ходить. Но сегодня они решили себя побаловать.

– И как только кричалка не отвалилась? – добавила девочка. Пётр Сергеевич усмехнулся.

– Она начнёт мстить, – сказал он уже дома, – надо готовиться... Слушай внимательно. С этого дня ты должна стать безупречна, понимаешь? И я не только про отметки, за них я спокоен, а ещё и про внешний вид, про поведение, про вежливость и скромность?

Мирка кивала. Быть прилежной она умела, а вот со скромностью нужно было поработать.

– Ты не должна позволить всей этой привилегированной стае шакалов в чём-то усомниться...

Он снова задумался. Мирка закрылась большой створкой шкафа и начала переодеваться в домашнее.

– Завтра утром в школе не будет занятий, – сказал Пётр Сергеевич.

– Почему? Откуда вы знаете? – спросила девочка.

– Отключу электричество. Больнице-то оно нужнее. Как и горячая вода. Приди в школу, расстройся, что нет занятий и быстро возвращайся домой, пойдём отбивать пороги. Я знаю, какой у них будет следующий ход. Придётся побегать за справками. И надо позвонить профессору. Наверняка снова понадобится его помощь.

– Я схожу займу очередь к телефону! – сказала Мирка, она переоделась, схватила учебник и побежала вниз, на первый этаж общежития, где студентки обычно толпились кучкой, карауля очередь к телефону.

Утром они пошли за справками. Отбили пять порогов, пока их не направили в паспортный стол, где по совместительству находиласб опека.

В коридоре сидело человек двадцать. Ждали долго.

– Заходите, – сказала мрачная женщина через три часа.

– Жди тут, – произнёс Пётр Сергеевич и зашёл.

– Так, что тут у нас, – она стала перебирать документы, – вы кто вообще такой?

– Техник на подстанции. Электричество вам подаю, – сказал учитель.

– А она кто?

– Одна из учениц. Мы приехали вместе на научное мероприятие. А село было эвакуировано. Теперь не можем найти семью.

– Вещи с собой? – спросила тётка.

– В общежитии лежат.

– Каком таком общежитии?

– Знакомые подселили.

– Собирайте вещи, завтра ребёнка в детдом определим.

– Зачем детдом? – уточнил Пётр Сергеевич. Это был очень крутой поворот. Похоже, ему на пути попалась очередная Ионна.

– Закон такой, – ответила чиновница. – Родителей нет, бабушек-дедушек, тётей-дядей?

– Нет, – слегка опешил учитель.

– Значит, в детдом, – ответила тётка.

– Ну уж нет, – сказал Пётр Сергеевич и встал. – Кто у вас тут главный? – спросил он громко и направился к выходу.

– А ну стоять! – заверещала тётка. – На место сел! Охрану позову! – прорычала она. Но учитель спокойно вышел в коридор.

– Дерзкий какой! – продолжала она, выбежав за ним, – мало сидел, видимо! Но мы и не таких видывали!

– Кто главный? – холодно спросил Пётр Сергеевич стоя в коридоре.

– Я главная! – рявкнула тётка.

Учитель развернулся, смерил её взглядом.

– Ну нет, – ответил он спокойно, – вы главной быть никак не можете. По характеру не проходите. Так что, хватит врать. – Он, к слову, сам в своё время часто привирал, а потому лжецов за версту видел.

– Охрана! – крикнула тётка в коридор.

– Главный тут кто!? – начал кричать вместе с ней учитель.

На крики сбежалось несколько человек. Минут пятнадцать все кричали. Затем пожилая, скромная дама растолкала всех по отдельных комнатам и начала принимать по отдельности.

– С ума сошла совсем? – спросила старушка шёпотом. – Муж из семьи ушёл, так ты на всех тут злость срывать будешь? Уже какой раз скандал закатываешь! В отпуск тебе пора!

– Да все они ничтожества! – кипятилась тётка. – Этот вон сидевший ведь! Уголовник. И не родственник даже. Куда ему ребёнка определять?

– Сидевший – это другое дело, – сказала дама. Пётр Сергеевич заметно напрягся. Начальница некоторое время изучала бумаги.

– Ну, для начала не сидевший, а ссыльный, – заключила начальница.

– Да он страну грабил, деньги трудовые расхищал! Какой из него опекун?

– Нецелевое расходование средств... Жиденькая статья, – пробурчала под нос старушка.

– И что, мы с этим предателем ребёнка оставим? – кипятилась тётка.

– Слушай, сколько тут таких, как она, потерявшихся, оборванных, без крыши? Человек пятьдесят, и все – фронтовые. Лопнут скоро детдомы, – вздохнула старушка. – А ведь это только начало. Ох, много их ещё потом будет, подумать страшно, как много... А вы, милейший, вообще кто? – спросила она, подняв голову.

– Друг семьи, – сказал учитель.

– А где семья? – Старушка взяла его за рукав и потянула за собой – в кабинет. Пётр Сергеевич развёл руками, сел на стул и стал рассказывать историю про бомбёжки, олимпиаду и поезд.

– Семья эвакуирована, а куда – не знаем. Я пытаюсь искать, вечерами вокзалы обзваниваю, объявления расклеил. Девчонка вон тоже с плакатами каждый вечер выходит. Но пока безуспешно.

– Понятно, – вздохнула старушка, – кем работаете?

– Работал конструктором, потом учителем, ныне – электрик. На подстанции до войны полтора десятка таких, как я, работали, сейчас, как видите, одни калеки остались, и те в цене.

– Диплом есть?

– Есть, – кивнул Пётр Сергеевич. – Красный, инженерный. Нашего университета.

– Красный это хорошо. Поручиться за вас кто-то может?

– Может.

– Кто?

– Аристархов Виктор Павлович, зафкафедры и его супруга – она помощником главбуха там же работает.

– Большие люди, – одобрительно закивала старушка. – Верочка! – крикнула она и спустя пару минут вбежала машинистка. – Пишите, Верочка. Пишите – под мою ответственность, выдана справка в том, что вот этот вот гражданин является временным опекуном этой вот гражданки.

– Нет такой справки, – сказал Верочка.

– Завтра записку принеси с поручительством и лучше с печатью, – сказала старушка Петру Сергеевичу. – Мы тоже печать поставим, будет тебе справка. – Она перевела взгляд на Верочку. – Человеку надо ребёнка в школу определить, а самому работать, а то у нас такими темпами город вообще без электричества останется. А тут хоть какой-то документ, – рассуждала она, – отработает на государство, война закончится, авось и дело пересмотрят, молодой ещё, все впереди. Справку дам на полгода, потом придёте продлять. Удачи, товарищ, работайте и воспитывайте!

Мирка отпрянула от двери.

– Давай сбежим из города, – сказала Мирка испуганно.

– Зачем? – спросил Пётр Сергеевич.

– Я не хочу в детдом, – выдавила девочка.

– Никакого детдома не будет, – деловито сказал учитель, – идём домой.

– Все люди делятся на таких, как Ионна, и таких, как Профессор! – изрекла Мирка, держа новоиспечённого опекуна за край пиджака.

– А ты чего не сказала, что у вас в школе открытые уроки проводятся? – спросил Пётр Сергеевич, когда они, довольные, сели в трамвай. После того, как они получили справки, настроение явно улучшилось. – Там же путёвки в Артек дают? – продолжил он, – и столько важных людей на уроках присутствует!

– Открытый урок в этой четверти по истории, – вздохнула Мирка.

– Серьёзно? – Пётр Сергеевич отчего–то веселился.

– Да и Артек, говорят, ликвидировали.

– Что-то? – переспросил учитель.

– Ну... перенести хотят.

– Эвакуирован? – уточнил Пётр Сергеевич.

– Точно! – сказала Мирка, – Эвакуирован.

– Итак, – сказал учитель, протирая очки, – ты учувствуешь в открытом уроке с докладом. Ясно?

– Да меня историчка даже не допустит, – грустно сказала девочка.

– Допустит, никуда не денется, – сказал Пётр Сергеевич. – Она не знает, с кем связалась. Помнится, у нас в сельской библиотеке труды Ленина стояли, так?

– Так.

– И ты говорила, что все книги прочла, так?

– Так, – кивнула Мирка. Она начала понимать.

– Хорошо помнишь?

– Да как и все книги, которые читала...

– Хорошо, значит, – произнёс Пётр Сергеевич. И тут Мирка поняла. Она достала из сумки карандаш, тетрадку и начала писать прямо в трамвае.

Открытый урок проходил в обеденном зале, тут сохранились высокие, массивные двери, огромная люстра и пушистый ковёр. Стульев наставили в несколько рядов, народу набилось прилично – кроме учителей и учеников были ещё и родители, какие-то преподаватели из университета и даже представитель местная газеты, по совместительству фотограф.

Ученики зачитывали доклады, один за другим. Пётр Сергеевич не стал пробиваться на первые места и стоял в дверях. Урок, который и уроком-то не был, длился несколько часов, к концу многие разошлись, Мирку, как и ожидалось, поставили последней. Когда народу почти не осталось, а в первых рядах сидело ещё несколько человек, Пётр Сергеевич наконец-то сел и выдохнул. Долго стоять на месте с больной ногой было тяжело. Профессор с супругой тоже пришли посмотреть, как-никак – будущая воспитанница.

Мирка повязала счастливый красный галстук со значком и вышла к доске.

– А она тут что делает? – послышался истеричный, неприятный голос Ионны. Оказалось, что не знала, что Мирка выступать будет. Спавший в переднем ряду журналист встрепенулся.

– Кто эту оборванку на мой урок пустил? – повторила она громче. Директор начал что-то нашёптывать Ионне, видимо, пытался приструнить. Та что-то шипела в ответ, но, все-таки, чудом утихомирилась. Мирка почувствовала лёгкую радость. Она любила внимание, она написала прекрасный, стройный доклад, за неделю выучила его практически наизусть и была готова нанести ответный удар.

– Исторический доклад на тему «Угроза второй мировой в военных очерках Владимира Ильича Ленина», докладчик Мирославна Зарянова, научный руководитель – Берестов Пётр Сергеевич.

При словах «Владимир Ильич Ленин» журналист окончательно проснулся и начал проверять в фотоаппарате плёнку.

– А ты у нас политическим историком заделался? – шёпотом спросил профессор.

– А как же, – важно ответил Пётр Сергеевич, – всю жизнь мечтал историю ВКБ преподавать. Вот, появилась возможность.

– Ну хитрец... – протянул он.

Мирка докладывала звонко – без бумажки, с выражением и так, словно сама лично переживала все события. Ионна мрачно молчала, директор молчал. Журналист достал камеру и щёлкнул затвором. От вспышки девочка вздрогнула, на секунду остановилась, но тут же продолжила читать доклад.

– Ваша? – спросил кто–то из жюри, явно историк и, кажется, тоже университетский.

– Моя, – ответил Пётр Сергеевич.

– Ну уж нет! – тихо шепнул профессор, подмигивая, – она уже математиком заделалась.

– Дорогу прокладываете, да? – уточнил историк.

– Ну, как сказать... – уклончиво ответил профессор.

– Вы мне это вот всё прекращайте, – проворчал тот. – Знаю я такие доклады. Путёвку я ей не дам, под новый год будет по математике открытый урок, пусть там и заслуживает. А вот второе почётное место и статью в газете – это вам будет.

– Статья – это хорошо, – сказал профессор. – После статьи можно и комнату в общежитии выбить, и не в студенческом, а в нормальном. Только бы война побыстрее закончилась, – вздохнул он. – А там и олимпиады пойдут, да конкурсы. Да и вообще, пора бы ей школу закончить и начать с нормальными тренерами общаться, которые не впадают в приступы и давно привыкли, что их ученики знают больше, чем они.

– Пора бы, – согласился Пётр Сергеевич. – Пора бы вообще другую школу найти, не такую пафосную.

– Вот давай дождёмся открытого урока по математике, – сказал профессор, – выиграем что-нибудь что дадут, журналиста позовём, тогда и найдём вам другую школу, чтобы сразу в одиннадцатый класс определить.

Этим вечером они вернулись домой весёлые, Мирка давно так не радовалась. Критиковать доклад о Ленине не взялся никто. Ионна было начала что-то робко спрашивать, но девочка засыпала её цитатами, и та вовсе замолчала. Ученица укуталась в старое покрывало и закрыла глаза. Это был первый день за долгие месяцы, когда она не выходила вечером на перрон с плакатом.

#1, #2, #3, #4, #5, #6.

Поезд приятно грохотал, пахло жареной курочкой, варёными яйцами, свежими помидорами и машинным маслом. На вагонном столике стояла банка с полевыми цветами, лежала нарезанная булка хлеба, сушёная рыба и книжка про самолёты и автомобили, которую учитель взял с собой, чтобы занять ребёнка. Вот только Мирка уже давно прочла все книги, что были в коллекции учителя, и эту – с цветными вклейками – в первую очередь… Так что занять её не получилось. Она впервые ехала в поезде и не могла просто так взять и начать читать. Всё вокруг было интересно. Пётр Сергеевич, нахмурившись, в третий раз просматривал газету, которую ему передали из соседнего купе. Газета была потрёпанная, испачканная – кажется, её прочёл весь вагон. В какой–то момент Мирка не выдержала, отложила книгу, забралась на столик и выглянула в окно. Постепенно темнело. Солнце уже зашло, собралась гроза, подул сухой, пыльный ветер. Снизу на Мирку неодобрительно посматривала их соседка – полная пожилая женщина.

– Ваш ребёнок? – спросила она раздражённо.

– Нет, – сказал Пётр Сергеевич.

– А то и видно, – недовольно проворчала женщина, – вы снимите её, что ли. Упадёт ведь!

– Мирославна! – громко произнёс преподаватель, приподняв очки.

– Да, Пётр Сергеевич! – крикнула девочка.

– Ты крепко держишься?

– Крепко! – крикнула она сквозь ветер, – тут ураган с другой планеты! – прокричала она сквозь начавший хлестать дождь.

– Что? – опешила полная дама, – она там рассудком тронулась?

– Рассудком? – переспросил Пётр Сергеевич и рассмеялся. – Нет, просто там ураган с другой планеты, понимаете? Ребёнку 11. Это нормально.

Ураган Мирка отчего–то запомнила надолго. Ночью, когда все спали, поезд остановился и вошло сразу очень много людей. Кто–то кричал, кто–то плакал, кто–то стонал, да так громко, что нельзя было уснуть. На руках несли раненых. Война обрушилась слишком внезапно. Мирку засунули на самый верх, но потом сняли и посадили кому-то на колени. Пётр Сергеевич встал – уступил место, и стоял так до рассвета. Поезд постоянно останавливался и в него снова заходили люди, машинист попросту подбирал всех, кто был на станциях. Без билетов, без документов, без еды и вещей, и все были напуганы, кто–то потерялся и искал по вагонам хотя бы кого–то знакомого. Рано утром поезд остановился, и машинист объявил, что дальше не проедет.

– Выходим, все выходим, – произнесла кондукторша печально. – Дальше путей нет.

– Как это нет? – удивилась Мирка. Она почему–то думала, что пути всегда должны быть.

– Разбомбили, – сказал кто–то.

– Мы приехали в город? А куда мы пойдём?

– Нет, не приехали, – сказал Пётр Сергеевич, – до города ещё километров сто, не меньше.

– Но олимпиада завтра уже, – растерянно произнесла Мирка. – Мы успеем?

Пётр Сергеевич вздохнул и взял в руки палку. Люди выходили из поезда, вдалеке виднелась станция, где–то рядом было село.

– Дойдём, – произнёс он. – Доберёмся обязательно.

– Тогда пошли! – произнесла Мирка и смело шагнула вперёд…

– Эй, вы куда!? – крикнула вслед полная пожилая женщина.

– Нам на олимпиаду! – весело крикнула в ответ Мирка.

– Передавали же, если хотите в тыл, лучше на станцию идти. Там всех заберут! – крикнула она в ответ.

– Нам не нужно в тыл. Нам нужно на Олимпиаду! – сказала Мирка.

– Стойте! – она побежала им навстречу. – Ох, рисковые, – вздохнула дама, переводя дух, и достала из сумки недоеденную курицу. – Съешьте по дороге, а то испортится.

Через час Пётр Сергеевич остановился и присел. Он пытался отдышаться, лицо покраснело.

– Вам больно? – спросила Мирка.

– Да, – вздохнул он тяжело.

– Может я одна пойду?

– Одна ты точно никуда не пойдёшь. Мне потом перед матерью твоей отчитываться. А она знаешь, какая строгая женщина? У меня от её взгляда все поджилки трясутся.

– Правда, что ли?

– Конечно, – мрачно произнёс учитель.

– А мне всегда казалось, что вы такой строгий, что это она вас боится.

– Я добрый, но стал строгим, потому что иначе меня бы никто не слушался. А она строгая, но стала доброй, потому что у неё родились дети.

Мирка достало покрывальце, подстелила, села и задумалась.

– То есть вы понарошку строгий, а матушка – по-настоящему?

Пётр Сергеевич достал курицу и мрачно кивнул. Курица помялась, и, кажется, начала портиться.

– Машина, – внезапно произнесла Мирка.

– Что?

– Машина!!! – закричала Мирка и вскочила с места.

– Стой! – сказал учитель, сгрёб Мирку в охапку, спешно поковыляв в лес.

– Что такое? – ахнула она.

– Тихо! – шикнул учитель. Они сели в кустах.

– Форд, – прошептала Мирка, вглядываясь на дорогу. Она хорошо помнила такой автомобиль – он был на первой странице той самой книги, с цветными вкладками. – Неужели немцы?

Грузовик остановился на дороге рядом с брошенными вещами. Из открытого кузова спрыгнуло несколько человек с ружьями. Двое сразу ушло в лес. Мирка, кажется, перестала дышать. Лязг оружия, запах бензина, и совсем рядом…

– Да видел я, точно тебе говорю, – сказал водитель, закуривая. – Вот тут стояли. Мужик какой-то и баба мелкая, что ли.

– Русские, – выдохнул Пётр Сергеевич…

– Какая такая олимпиада? Соревнование что ли? – спросил старшина, предложив учителю сигарету. Они сели в открытый кузов. Вначале Мирка радостно смотрела на проносящиеся мимо деревья – ещё несколько часов назад она впервые в жизни ехала на поезде, а теперь – впервые на автомобиле. Но спустя несколько минут, расстелив прямо на полу покрывало, она легла и задремала – всё-таки не спала всю ночь.

– Да вот, ребёнка повёз.

– Так ты учителем работал?

– Да, учителем.

– Документы есть?

– Есть. На меня и на ребёнка.

– Это хорошо, что документы есть, сержант спросит. А мы думали, отсюда всех эвакуировали. Тыл сдвинули. Немцы совсем рядом подошли. Уже пять деревень сожгли.

– А какие древни? – уточнил Пётр Сергеевич.

– Сердолюбовку, Запорожку, Кунцево... – начал перечислять старшина, загибая пальцы.

– Село? – переспросил Пётр Сергеевич шёпотом, чтобы не разбудить Мирку. – Кунцево?

– Да. Им больше всего досталось. А чего ты аж побледнел... Сам оттуда, что ли?

Пётр Сергеевич на секунду задержал дыхание.

– Кунцево? Его бомбили? – переспросил он.

– Говорят, бомбили.

– Надо возвращаться… – произнёс Пётр Сергеевич и попытался встать, но в ноге сразу больно кольнуло.

– Куда ты хочешь возвращаться? – удивился старшина. – Нет уже твоего села. Там пожарище было, всё сожгли. Мы вот проехались, потерявшихся искали – никого!

Пётр Сергеевич резко помрачнел. За минуту он потерял все свои вещи, дом, школу, а ещё требовалось сказать Мирке, что её мать, брат и лучший друг – инопланетянин Арик – возможно, мертвы.

– А машину мы у немцев отбили, – продолжал рассказывать старшина. – Целый обоз захватили. Хоть что-то. Припасы появились. У нас вся рота на гречке сидит, как эти консервы немецкие увидели, так сразу духом воспряли. А так-то всё не очень хорошо, мы зажаты сейчас, ни по одной дороге не пройти…

– А как же подмога, авиация? – спросил мрачно Пётр Сергеевич.

– Авиация? – усмехнулся старшина. – У нас в штабе целый один самолёт, и тот подбили, едва долетел, недалеко от лагеря в болото плюхнулся, увяз… Пилот без сознания уже третьи сутки лежит. Кто же знал, что немцы так быстро идут. У них вон какие машины, видал? А у нас на шесть деревень один грузовик и трактор.

– Сколько от вас до города?

– Да недолго. Пешком день пути, на машине за час обернёмся. Но перед городом немцы стоят.

– Это как же получается, сзади немцы и спереди немцы?

– Так я же говорю – зажали нас, – вздохнул старшина. – Так что будете в штабе сидеть, пока сержант не решит, что с вами делать.

– Но мы должны попасть в город, понимаешь?

Пётр Сергеевич мрачно молчал. Мирка тянула его за рукав и жалобно клянчила.

– Прекрати! – прикрикнул он. – Не до этого сейчас!

Мирка опешила и села на примятую траву. Пётр Сергеевич был необычайно мрачен. Она вообще ни разу не видела, чтобы он был настолько мрачным и грустным.

– Сильно больно? – спросила она. Ей стало пронзительно стыдно. – Простите, я не хотела, – она всхлипнула.

– Только не слезы. – сказал Пётр Сергеевич, сознавая простую истину – родитель из него был никакой.

– Что за крики? – услышал он грозный голос. Сержант Николай Викторович был большим, толстым, усатым мужиком, чем-то обеспокоенный, он заедал на ходу злость случайно перепавшими из немецкого обоза консервами.

– Мира, посиди тут, а мы поговорим, хорошо?

– Хорошо, – сказала девочка.

– К самолёту сходи, там завхоз еду раздаёт, – задумчиво произнёс сержант.

– Документы… – произнёс Пётр Сергеевич, протягивая паспорт, свидетельство о рождении и партбилет.

– Итак, документы, – кивнул сержант, разглядывая листки. Читал он явно медленно и по слогам.

– Ну вроде всё понятно. Гражданские, – ответил тот спустя пару минут. – Часом, не врач?

– Увы. Хотел связистом, не взяли.

– И правильно, что не взяли, как ты от немцев с такой ногой удирать будешь?

– Кунцево сожгли? – спросил Пётр Сергеевич, вдохнув побольше воздуха.

– Сожгли, – равнодушно произнёс сержант.

– Немцы сожгли? – уточнил Пётр Сергеевич, понимая, что сам вот-вот может заплакать.

– Да какие немцы, свои же и сожгли. Приказ был – отступать в тыл, колодцы засыпать, скотину, какую можно, с собой угонять, остальную уничтожать и сжигать. После себя ничего врагу не оставлять. Сожгли всё и ушли к рельсам, там их поезд подхватил, всех на восток увёз. Так что с Кунцево все в порядке, можно им даже позавидовать.

Пётр Сергеевич обмяк и сел на землю, вытирая вспотевший лоб. Как же хорошо, что он не сразу сказал обо всём Мирке. Теперь, когда все были живы, сразу стало легче и даже нога уже не так сильно болела.

– Ты чего это? – удивился сержант.

– Ногу прихватило, – ответил учитель.

– Бывает… Ну что я вам скажу, – добавил он, – утром мы выдвигаемся на врага. Или он на нас. Подмоги у нас нет и не предвидится. У них там три роты, у нас и половины не наберётся. Вы сидите тут, в лагере. Шансов-то практически нет… – говорил он грустно. – Может, немцы инвалида и ребёнка пожалеют.

Пётр Сергеевич засунул документы поглубже в карман и пошёл искать Мирку. Мирка стояла у подбитого самолёта и ела ложкой консервы. Вокруг ящиков с провизией толпились солдаты.

– Меня тут все накормить хотят, – сказала она довольно. – Смотри, Ар–3, – добавила она, показывая пальцем на перепачканный в грязи самолёт.

– Ты-то откуда знаешь? – спросил Пётр Сергеевич и снова сел на землю. Стоять было тяжело.

– Из книжки. Да и вы про него много что рассказывали.

– Это не Ар. – сказал Пётр Сергеевич. – Я знаю, как Ары выглядят.

– Ну уже пять лет прошло, с тех пор как книгу выпустили, – рассуждала девочка, довольно набивая себе рот немецкой тушёнкой. – Могли обшивку поменять.

– Что за Ар? – уточнил сержант, тоже видимо решивший подкрепиться.

– Бомбардировщик, – ответила Мирка гордо. – Ар–2. Его Пётр Сергеевич конструировал.

– Серьёзно? – уточнил старшина. – Вот ведь совпадение… – развёл он руками,

- Да какое тут совпадение, - заметил подоспевший водитель, – самолёт нам из местного бюро выписали, неудивительно, что кто-то из конструкторов в этой местности живёт.

– Да не Ар это, – отмахнулся учитель.

Мирка поставила на землю консервную банку, вытерла руки о траву, затем свернула покрывало и протёрла покрытый грязью борт самолёта, на котором отчётливо проявилась надпись: «Ар–3». Пётр Сергеевич вскинул брови.

– А ведь действительно… Ар, – произнёс он удивлено.

– А ты его починить можешь? – внезапно спросил сержант.

– Топливо-то вытекло, – произнёс Пётр Сергеевич.

– Автомобильное пойдёт? – не унимался толстяк, поглядывая на баки, которые ещё утром солдаты выгрузили из кузова форда.

– Пойдёт-то может и пойдёт. Но толку-то от того, что вы его почините? – спросил водитель. – Пилот в отключке. Я сам всю жизнь автомобили водил, а как это в воздух поднять, понятия не имею.

Пётр Сергеевич прикусил губу и молчал.

– А ты на нём летал? – уточнил с надеждой сержант.

– Летал, – признался Пётр Сергеевич, подумав. И он действительно на нём летал. Короткие, пробные полёты, над самой землёй, ещё даже перед тем, как за штурвал сели пилоты.

– То есть ты, теоретически, можешь поднять его в воздух, полететь к немцам, скинуть на них бомбы… Коих там, по слухам, десять штук, вернуться, и мы спокойно пройдём к городу?

– Теоретически – да, – сказал Пётр Сергеевич. – Вот только вам нужно вытащить его из грязи, затем помыть. После чего я его разберу, попытаюсь понять где поломка, заправлю горючим, а потом…

Сержант внимательно смотрел то на Мирку, то на учителя. Скептическое, мрачное лицо на мгновение изменилось.

– Рота, подъем! – загремел сержант. – Хватит животы набивать! Все, кто ходить может – встали и пошли самолёт вытаскивать!

К вечеру на нескольких расстеленных солдатских одеялах было разложено множество разных деталей. Пётр Сергеевич полностью разобрал двигатель. Мирка сидела рядом и аккуратно, в столбик записывала всё - от винтика до лопасти, передавая по одной детали. В порядке строгой нумерации и согласно описанию.

– Повезло, – произнёс учитель. – Перегорели провода. Изоленты хватит. Начинаем сборку и молимся, чтобы успеть к утру.

Мирка вскочила и взяла деталь номер восемьсот двенадцать. Затем восемьсот одиннадцать. И так до лопастей одного из пропеллеров. Ночью солдаты развели костры, чтобы было светлее, водитель подъехал на грузовике и включил фары. Пётр Сергеевич, нахмурившись, аккуратно собирал двигатель - деталь за деталью, сверяясь со своими записями и записями Мирки. Девочка работала увлечённо, хоть и немного сонно, деловито рассуждая о том, как бы она сама такой двигатель сделала.

– Как там пилот? – с надеждой спросил учитель, когда стало светать.

– Не приходил в себя, – произнёс сержант.

Пётр Сергеевич вздохнул. Он до последнего надеялся, что в кабину сядет профессионал.

– Выкатываем в поле, – сказал он, показывая пальцем на полянку вдалеке. – Носом на шесть часов, жопой на двенадцать. – Он отряхнулся и стал смотреть на солдат. Те повыскакивали с мест и ухватились за самолёт. Работали дружно, от души, и бомбардировщик аккуратно, как хрустальная ваза, выкатился на твёрдую, каменистую почву. Сейчас Ар–3 был их последней надеждой.

Пётр Сергеевич надел шлем и сел за руль. На месте разбившегося пилота, который, вероятно, не доживёт до утра, мог быть он. Он хотел стать лётчиком, когда-то очень давно даже поступил в училище, но в результате травмы его отчислили. И он пошёл учиться на конструктора. Сначала было сложно и тяжело. Но затем наука стала нравиться ему всё сильнее. Спустя несколько лет техника понравилась ему настолько, что он перестал жалеть о потерянной мечте. Пилоты превратились для него в операторов, выполнявших команды. Вычислительная машина могла выполнять эти команды гораздо лучше, поэтому он бросил все силы на то, чтобы её создать. Но руководство было против – и он продолжил свои исследования втайне. Времени не хватало, он много отвлекался, запутался в бумагах и случайно допустил перерасход бюджета. Затем был суд, но ему повезло – за него вступился ректор университета, в котором он учился, и его по инвалидности не стали сажать, дали условный срок с отбыванием за пределами бюро. И вот тогда–то он и попал в сельскую школу…

Пётр Сергеевич вздохнул и запустил мотор. Самолёт начал прогреваться. Двадцать человек смотрели на него, затаив дыхание.

– Ну… – произнёс Пётр Сергеевич, взяв вспотевшими ладонями штурвал, – за партию! – И самолёт ровно пошёл вперёд.

Минуты тянулись медленно, где-то вскрикнула птица, утреннее солнце показало первые лучи.

– А ты у нас умница, значит? – спросил сержант.

– Хотелось бы думать, – ответила Мирка. – Если до города доберёмся, то узнаем. Там комиссия будет. Может, меня на олимпиаду пустят. Значит, умная. А если нет… Вернусь, буду коз пасти.

– У меня в Одессе три дочери остались, – сказал сержант.

– Одесса – это далеко, – пробормотана девочка.

– А твой учитель рисковый мужик!

– Он для меня старается, – сказала Мирка. Сержант кивнул. Мирка не знала про оцепление, не знала, что уже десять сёл эвакуировали, она вообще много что не знала. И что Пётр Сергеевич хочет не на олимпиаду, а выжить, и что он в жизни бы не сел в кресло пилота, если бы не страх за себя и за неё.

– Для тебя старается, – кивнул сержант. – Для тебя и для всех нас… – повторил он, вздохнув.

– Летит! – крикнул кто-то из солдат. Мирка вскочила и прищурилась. Вдалеке, кряхтя и покашливая от автомобильного бензина, летел самолёт.

– Летит, родненький, – произнёс сержант. – Только бы у него всё случилось, только бы случилось, – от напряжения он начал путать слова.

Самолёт сел тяжело, бухнулся на мягкую, болотистую землю. Петра Сергеевича доставало сразу двое солдат – кабину заклинило. Он был покрыт копотью, волосы обожжены, дышал тяжело и не держался на ногах.

– Как взвод? – спросил сержант.

– Какой взвод? – прохрипел учитель, взяв от одного из солдат фляжку.

– Немецкий, – ответил старшина.

– Нет взвода, – сказал учитель.

Сержант посветлел.

– Зря тебя в связисты не взяли, – радостно сказал он. – Солдаты, выдвигаемся! – закричал сержант. - К утру в город войдём!

Грузовик ехал быстро. Уже через час началась ровная дорога. А затем они проехали стелу перед въездом в областной центр. В какой-то момент Мирка начала закатывать истерики, но Пётр Сергеевич мрачно молчал. Он ничего не мог поделать – они опаздывали. И в девять утра, когда экзамен уже начался, только-только въехали в город, а город был большой! Спустя полтора часа автомобиль довёз их до университета. Больше всего на свете учитель боялся, что экзамены отменили из-за немцев, что город начали бомбить и университет был в руинах, что преподавателей эвакуировали… Но афиша и расписание висели у входа в здание, там же толпились ученики.

– Вы такой откуда взялись, с фронта, что ли? – не без сарказма спросил сторож на входе в университет.

– Да, мы с фронта! – звонко ответила Мирка.

– Опаздываете, – ответил он, оценивающе оглядывая незваных гостей. – Документы предъявите, – и взял из рук Петра Сергеевича пропахшие дымом бумаги, начал изучать.

– Ваша? – спросила она, глядя на Мирку. Девочка выглядела неважно – потрёпанная, не выспавшаяся, в штопанном сарафане. Она ярко выделялась на фоне остальных учеников – аккуратных, собранных, серьёзных, в школьной форме.

– Моя, – кивнул учитель.

– А вы, собственно, у нас кто?

– Я-то? Я – академик.

– Академик, значит, – сторож недоверчиво прищурился. – Я всех академиков в городе помню, каждый через эту дверь ходил, а вот вас в помине не было.

– Был.

– Ах был, значит. По математике?

– Ну не писатель же.

– Вы это бросьте, у нас в стране шесть академиков по математике и только один местный, и с тем я за руку лично здоровался, его года два как назначили.

– Так его на моё место и назначили.

– Ах, да-а-а, – сказал сторож, задумавшись. – Припоминаю. Так вы тот самый…

– Да, тот самый.

– За что же вас так, милейший?

– За любовь к науке.

– За любовь нас академиками и делают…

– Можно пройти? – перебила Мирка.

– Куда? Экзамен закончился, – равнодушно произнёс сторож, – Там, наверное, уже вещи пакуют.

– Ну уж нет. – злобно произнёс учитель. – Мы не для того всю ночь немецким топливом русский бомбардировщик заправляли, чтобы теперь вы нам тут указы выдумывали!

И тут Пётр Сергеевич схватил сторожа за рукав и оттащил от двери.

– Да вы… Такой… – поперхнулся сторож.

– Беги давай! – громко крикнул учитель. Мирка растерялась, но буквально на секунду, затем собралась и со всех ног рванула внутрь.

– Четвёртый этаж! Третья дверь налево! – крикнул вслед Пётр Сергеевич, удерживая сторожа, который начал раздавать тумаки.

Тем временем Мирка вбежала в пустое здание, огляделась. Увидела на полу оброненный красный галстук – красивый, шёлковый, со значком. Схватила, побежала дальше. Стала на ходу повязывать. Нашла лестницу вверх. Побежала на четвёртый этаж. Заметила надпись. Вбежала в кабинет…

Сторож вырвался из рук Петра Сергеевича и кинулся вдогонку за девочкой.

– Немецкий бомбардировщик, понимаете!? – весело и глухо раздавалось в пустых коридорах университета громкий голос преподавателя. – Это ребёнок, ей лет одиннадцать всего, а она двигатель от самолёта вручную перебирала! И ещё указания раздавала, какие процессы лучше оптимизировать!

А Мирка, тем временем, вошла в аудиторию номер 415…

– Девушка, мы уже заканчиваем, – сказал хмурый старик в толстенных очках, собирая стопки бумаг. Наверное, профессор, подумала девочка.

– Я быстро! – произнесла Мирка и взяла первый попавшийся билет.

– У вас осталось, – старик посмотрел на часы, – шесть с половиной минут.

– Тогда я буду отвечать, – сказала та и вышла к доске, взяв в руки мел. Если честно, она понятия не имела, что делать. Она даже не посмотрела, что за задача ей досталась. Поэтому первым делом она все-таки решила прочесть билет… Ну, две задачи она решит точно, одну – вот прямо сейчас. А вот третий вопрос – пошли какие-то матрицы, она с трудом представляла что это, но если поднатужиться, то всё решаемо. Так что начать можно было с самого лёгкого, а там будь, как будет.

В зал, громко топая, вбежал запыхавшийся сторож.

– Этот, с позволения сказать… академик… Напал! На… – он сбился, запыхавшись, и стал искать глазами обидчика. А Мирка тем временем чувствовала усталость, ноги ныли от синяков, мысли путались от того, что последние два дня она толком и не спала. Она не знала, с чего начать и что делать, а потому даже запаниковала. Захотелось поплакать, а нужно было сконцентрироваться. Поэтому она закрыла глаза и прямо так начала писать на доске всё, что ей пришло в голову по поводу задачи.

В аудиторию тихонечко заглянул Пётр Сергеевич. Профессор снял очки, затем снова надел.

– Какие люди! – сказал он, расплываясь в улыбке.

– А ты чего, Семёныч, стоишь? – спросил профессор сторожа. – Иди чаю принеси.

Сторож сжал кулаки, зарычал от злости и, громко хлопнув дверь и ворча под нос, вышел из аудитории.

Пётр Сергеевич крепко пожал руку старому знакомому.

– Да… Потрепало тебя, – произнёс профессор, оглядывая старого друга.

– Есть такое, – кивнул учитель, не сводя глаз с ученицы.

Мирка быстро писала на доске ровным, аккуратным подчерком – сначала сделала рисунок, но ошиблась, затем что-то подсчитала в уме, перерисовала рисунок, поправила ошибку и стала писать формулу. Потом снова ошиблась и снова исправила – теперь уже верно.

– Твоя? – спросил профессор.

– Моя, – кивнул Пётр Сергеевич.

– Увлечённая, смотрю.

– Тут не поспоришь.

– Я, к слову, был готов тебя со счетов списать, когда ты по сёлам пошёл.

– Как пошёл, так и пришёл, – уверенно заметил учитель.

– Новости читал?

– Я тебе быстрее всех новостей расскажу всё, что нужно.

– Бомбить завтра будут?

– Не будут. Оцепление прорвали.

– Прорвали, значит. Сам что ли прорывал?

– Ты не поверишь… – задумчиво произнёс Пётр Сергеевич.

– Все шутки шутишь, – проворчал профессор. – Ты понимаешь, что если сейчас она задачи не решит, то всё? Плакало твоё возвращение…

– А она уже решила, – сказал Пётр Сергеевич. – Смотри, – он указал пальцем на доску, – видишь второй столбец? Основную формулу вывела, осталось значение подставить. И если ты думаешь, что она не умеет умножать столбиком, то глубоко заблуждаешься.

– Достаточно! – громко сказал профессор, встав, – гражданка...

– Зарянова, – подсказала девочка.

– Гражданка Зарянова, переходите к следующей задаче.

Профессор задумчиво постучал пальцами по столу, смотря как девушка с некоторым сожалением стирает с доски написанное – ей явно хотелось дорешать.

– Я сегодня двадцать восемь человек отсмотрел, – произнёс профессор.

– И ни одного толкового математика, да?

– Ну... – задумчиво протянул он, уходя от ответа. – Как сказать...

– Слушай, я не первый год на свете живу, – сказал Пётр Сергеевич, – и могу точно сказать, что в её возрасте и половины того, что она сейчас может, сделать бы не смог.

– Понимаешь, я бы и хотел отправить твою, без сомнения, толковую девицу в большой город, дать почётную грамоту, но со всей этой войной у нас никакой олимпиады может и не быть, понимаешь?

– Понимаю. А ещё я понимаю, что если сейчас она не решит эту задачу, то мы будем сегодня спать под мостом. Хотя мост, это, конечно, перебор. Заберёмся в какой-нибудь детский сад или пойдём в милицию, расскажем, всё как есть, может кто пожалеет, в камеру определит перекантоваться.

– Да, не ожидал я тебя здесь увидеть... – вздохнул профессор. – И при таких обстоятельствах. Бери свою Ковалевскую, пойдём, тут рядом общага студенческая, сейчас лето, все разъехались, найдём комнату. Завтра отзвонюсь комиссии, скажу, что есть кандидат.

Пётр Сергеевич встал с места и кивнул Мирке. Они с боем добрались до города. Они вошли в университет. И они одолели главного врага – олимпиадную задачу по математике. Вот только преподаватель понятия не имел, что будет дальше, а главное – когда и как рассказать девочке, что её дома больше нет, а все родные и близкие люди потерялись на путях в глубокий тыл.

Первый прообраз компьютера был разработан в советском союзе в 1948 году. Это была полноценная электронная, вычислительная машина с программно-аппаратными средствами для решения ряда научно-технических задач.

На тот момент это была третья машина подобного типа в мире. Естественно, со временем машина уменьшалась в размерах, модернизировалась и спустя годы стала почти что похожа на современный компьютер.

Полноценный лаптоп и Нокиа.

Необычные, экспериментальные (на тот момент) вещички, сувениры и прочие разработки - многие из которых я, к примеру, помню дома. Например "Ромашку", в которую я дышала каждый раз, когда заболевала гриппом.

Очень красивый календарь:

Электронная удочка и эпичнейшая "Ромашка":

Электронная зубная щетка, увлажнитель воздуха и... Плеер с наушниками? Сувенир "Ручка-радио", похожий на оборудование агента ГРУ.

В сети очень мало информации про эту ручку. Может кто из читателей подтвердить, что это не фейк?

Следующие вещи вызывают у меня совершенно очевидный вопрос - а так ли далеко мы отставали?

Мобильный телефон Алтай, до сих пор функционирующий. Имеется собственная сеть и собственный телефонный код. Вообще эта тема настолько интересная, что требует отдельного поста.

Стильный, красивый, элегантный струйный принтер "Электроника МС 6312":

По поводу следующего девайса можно поспорить. Разработка началась в советской союзе, закончилась в России. "Русь 201 ВИДЕО" была выпущена ограниченным тиражом. И да - это полноценный CD-проигрыватель.

Никого не удивить обилием приемников, проигрывателей, фото- и видео-камер:

Стоили, правда, не дешево, да и достать было порой сложно. Но зато такая вещь нередко служила десятилетия.

Во времена Хрущева страна шла по пути удешевления. Партии требовалось накормить голодную страну, переселить десятки миллионов человек из деревянных домиков, именно тогда страна лишилась красивых денег, балконов с баллюстрадами и прочих излишеств сталинской эпохи. Производители стремились к дизайнерскому минимализму.

Мебель, кстати, очень симпатичная. И смотрится современно.

Продолжение следует.